магия добровольной жертвы

Александрит Мина
в эту пору чудес, когда мальчики со спичками
замерзают в блиндажах и окопах,
девочки-снегурочки встречают новое счастье
автоматной очередью в небо,
а небо под бодрый и радостный салют
нарезает стальным бумерангом
людей, дома и деревья на праздничный стол земли,
превращает вино в вязкую кровь,
разливая его по распахнутым ртам воронок,
включает музыку боли и горького плача
на всех танцплощадках смерти
и вкус к жизни чувствуется острее,
когда писать о любви - равносильно прийти на голую вечеринку
под клацанье зубов камер и фотовспышек,
когда безопаснее устраивать виртдебаты,
поэтические турниры, диванные революции и бои без правил,
чем цитировать "1984" и "451 градус по Фаренгейту",
я горло сдавливаю-перевязываю 
праздничной ленточкой тёмно-красной,
с белыми тельцами саней и оленей,
чтобы не пролить больше ни капли слова,
жгучего и больного - аb mala usque ad ovo,
о тебе, о себе, о том,  что ты со мной связан
точно Содом с грехом, потоп с ковчегом,
инквизиция с колдовством, крестоносец с крестом,
экзорцист с чудом, верная паства с пастухом
- магией добровольной жертвы, алтарём вожделения,
безделушками воспоминаний, святой землёй рефликсии,
одержимостью рифмами, бессрочным кредитом в баре чувств.

о том, как слёзную соль с тыльной стороны ладони слизывая,
ты выпиваешь залпом  слов вяжущую откровенность,
с барной стойки губчатой салфеткой их искренность стирая
до последней буквы  - устрица, проглотившая жемчужину моря,
вместе со штормовыми истериками,
постельными цунами, затонувшими историями.

о том, как мне не хватает тебя,
мне так тебя не хватает,
сильнее, чем войне мира, небу антихриста, ножу хлеба,
живому семечку влажной солнечной тишины,
Ромео дронов и патронов, Джульеттам бронежилетов.

о том, как десять дней
в ожидании твоего пришествия
я держала Вифлеемскую звезду зажжённой
рядом с пряной надеждой в хрустящей карамельной корочке,
в нашем доме, которого не будет,
и всё это время он горько плакал
от безысходности и одиночества,
хлопая мокрыми ставнями-ресницами,
размазывая по окнам проливные слёзы
брошенного нелюбимого ребёнка,
который хотел на ручки, совместных ужинов,
светлых праздников, сказок на ночь,
горячего шёпота в макушку: "я люблю тебя",
" ты мне нужен" - когда ты заколотил окна, двери,
вырвал с корнем почтовый ящик,
лишив его зрения, голоса и слуха,
как меня любви и надежды
а значит даже любви неподвластна взаимная вечность,
и эпилога "жили они долго, счастливо,
и умерли в один день" не случится
только бесполый голос за кадром
"конечная, поезд дальше не идёт"