На дне. Размышлизм о Луке

Александр Фиан
О Луке.
Самый старый из всех. 60 лет. Для того времени такой возраст для человека фактически без дома и определенных занятий – возраст очень серьёзный. Но по-народному сморчком его никак не назовёшь. Конечно, жизнь помотала его. Но то, что к таким уважительным годам он сам не опустился где-нибудь на подобное дно, каких по России было не счесть, да и сама Россия в целом была таким же огромным дном, говорит о жизненной обстоятельности Луки, умении сохранить самого себя. Странник. Но он не выбирает себе местечко в каком-нибудь странноприимном доме. Он внутренне беспокоен и действительно странствует, наблюдая «дела человеческие». Но как можно позволить себе такую свободу действий, не имея ни гроша в кармане? Как найти нечто такое, что может дать и свободу и пусть временный, но кров, и пропитание?
Лука нашёл такой способ: он живёт раздаваемыми утешениями, спокойными, не острыми словами, обещаниями счастья и свободы. Он просто торгует надеждой, в которую так легко верит каждый забитый, униженный, опустившийся человек. Он приносит её с собой, вселяя в наивные легковерные души веру во что угодно, лишь бы это что угодно принесло радость и покой. Пусть временные. И Луке дела нет до того, есть ли та самая истина, которой фактически торгует странник, получая взамен пищу и кров. И доброта эта для Луки совершенно не обременительна. И не верит он в человека, а лишь стремится примирить его с обстоятельствами. Все люди для него одинаковы, для него «ни одна блоха не плоха: все чёрненькие, все прыгают». Важно лишь то, что с верой людям легче жить.
Приносит ли его появление облегчение? Приносят ли людям его правда и ложь реальное добро? Несомненно! Как приносит облегчение укол морфия мучительно умирающему человеку. Как приносит ему давно-давно забытую им радость теплое слово, нежное прикосновение и ласка. Но ни то, ни другое, ни третье ничего не могут изменить в жизни тех, к кому так по-евангелистски добр странник Лука. Ни то, ни другое, ни третье не дают людям то, на что они так надеются – свободу. Даже выводом из той истории перевоспитания беглых каторжников, которые высекли себя розгами, не может быть утверждение о том, что учит человека не насилие, а доброта. «Человек может добру научить... Пока верил человек — жил, а потерял веру и удавился». Нет. Учит человека реальная жизнь. Как только уйдет добренький ко всем Лука, что он и делает неожиданно, сказки уйдут вместе с ним. Уйдет и вера, потому что жизнь не только вносит свои поправки, но и рушит все надежды. Поэтому жалость Луки – это жалость врача, осуществляющего эвтаназию. И он нарушает клятву Гиппократа: «Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла». Он, жалея, дает такие средства – иллюзии. После них возвращение в реальный мир смертельно опасно. И останется одно – удавиться. Или продолжать прежнюю жизнь. Что нисколько не лучше.
Мне кажется, что «На дне» есть две действительно независимые и сильные личности: Василиса и Лука. У них есть силы, цель, желание и, что очень важно, возможности. Лука по жизни везде свой странник. Василиса – молодая женщина с конкретным мироощущением, лишенная предрассудков. Все остальные – люди, растворившиеся в придонной жиже. Привыкшие к ней и обреченные. Ни у кого из них нет даже намеков на независимое будущее. Может быть, Наташа и Васька исключение. Может быть. И что бы там ни говорил Сатин об уважении к человеку, о его гордом звучании, сам он далек от того, что есть в его словах. С тем же успехом эти слова смог бы озвучит Актер. Да и любой персонаж. Сатин ни чем особенным не отличается. Все они перестали быть личностями. Они все демонстрируют такую устойчивую схему социального поведения, какая говорит об очень низкой самооценке и фактически низкой оценке их другими людьми. Кроме имен или кличек индивидуальное начало размыто, потребности однотипны и фактически сводятся к биологически первичной потребности – нужде, побудительные мотивы всех действий ограничены.
А в чём причина?
Одна и главная – полная несвобода. Личность и несвобода – понятия несовместимые.
Можно задать резонный вопрос: а зачем тогда Горький написал обо всём этом?
Мне кажется, что именно для того, чтобы все и каждый понял – ТАКОГО БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО.
НИКОГДА.
Гордо звучит не просто человек.
Гордо звучит человек свободный!
И нет никакой недосказанности. Всё предельно ясно.
В болоте бурлить может только болотный газ.
Побурлит, повоняет... и перестанет.
Течение и изменения могут быть только в чистой, движущейся, свободной - живой воде.