Меня пугали: «Сократим!
Не заговаривай нам зубы!»
Я был каким-то… не таким.
А «не таких» никто не любит.
Строгал я доски допоздна,
Мозолистыми руки стали.
Потом – другие времена:
Любовь, как гречку, покупали.
В церквушках старых ни души,
Лишь, словно куры на насесте,
Сидели ангелы в тиши,
Шептали: «Что ж, покуролесьте…»
Торжествовали торгаши,
Обняв трубу газопровода,
Везде раздача анаши
Под брендом «Вольница-Свобода».
Любовников, любовниц, жён
Меняли. Что ж, покуролесьте…
А что со мной? Я – сокращён.
Работал где? В каком-то тресте.
Свобода, вольница, ура!
Сел полупьяный в легковушку,
Жизнь – безделушка, мишура.
Куда податься? Да в церквушку.
Там купол с дыркою сквозной
И ангелочки на насесте.
Один - вопрос задаст: «В запой?»
Я - им: «Давайте выпьем вместе».
Второй, нахохлившись: «Грешно».
Ответил кратко: «Знаю, детка».
В углах церквушечки темно,
А в потолочной дырке – ветка.
На паперти - куриный пух.
Кончался век.
Какой? Двадцатый.
Глубинка. Русь. Ряд развалюх.
И флаг над ними полосатый.