https://textura.club/ieroglificheski/
"Textura", 2023
------------------------
ГИЗЕЛЛЕ
1
Сквозь твои черты
прорастут цветы —
розы в сто шипов, раскалённый мак.
Дно стеклянных дней
(говори о ней),
об одной о ней, да не просто так:
золотая пчёлка отыщет щель,
проползёт бедром (а ужалить жаль),
а потоп — потом, а тепло — теперь,
остальное — шёлк, лепестки и май...
2
Гизелла танцует. Шаги будто дразнят споткнуться.
Шипы золотые на злых каблуках этой птицы.
Рисованой бабочки певчей, цветка перелётного.
Гизелла нежна обожжённо, а сальса опасная длится.
И тянутся ветви лесные к рукам её с гжельского блюдца.
Гизелла поёт. Шёлк и перец, торнадо и краеш-
ком — сл(ад)кая соль-не-просыпь из ресниц ошалелых!
У клетки витой, золо(той) есть открытая дверца — Гизелла;
Гизелла, Гизелла!.. — терзать твоё имя, пока обнимаешь…
Глаза: оп(рок)инутый обморок, лава и лёд их…
3
Нечаянный этот коктейль не похож на твои,
но он для тебя, о тебе лишь. Вот так с утра
покажется: рядом, руку лишь протяни,
и тянешь руку, и вздрагиваешь — вчера!
То памятной мяты уменье всплывать, тонуть,
кру(жить)ся чаинками, ткаться в узор ковра —
в глазах у идущих мимо теперь не хватает чуть-чуть:
гречишного мёда Ташкента, нью-йоркского серебра...
...И снится: гитара — пламя, а голос — волна (война!),
прозрачная рыбка — сердце, и пальцы — кривой коралл,
а моря опять не выпить, а надо до дна, до дна,
и слух уже не отнять, и век не сомкнуть, и стран-
но вдруг смешаю в ладонях — тебе, тебе:
три лёгких слова, слезинку хмеля, смешинку дня...
Дотронься кубиком льда до трещинки в нижней губе
и ты почувствуешь, как я целую тебя.
СМОРОДИНОВЫЙ ЛЕС
а солнце — сквозь смородиновый лес
по тёмно-красным, розовым и белым
упругим бусинам прихваченным губами,
упрямым косточкам прикушенным легко...
(а там по краю: ива наизнанку
за пыльной тучей вскинута вдогонку
и от беззвучных судорожных молний —
которые одни и гонят ветер
вперёд товарняков и вертолётов —
уже знобит, метёт озон безумья...
и бьётся телефон — живой пескарик,
и оборвав натянутую леску
без плеска — в тишину, во тьму как в омут,
в расколотое зеркало как в сушь...
о нём, о немоте... в огне, во гневе...)
...утренним родинкам примятых летних ягод.
нет, мы другая половина неба,
где край листа двуручною пилою,
зелёным леденцом и двуязычным
блужданьем на просвет, на шёпот: слышишь,
садовник знает для чего привито,
а веткам незачем, им только дрогнуть
и прижиматься мокрым срезом к срезу,
и прирастать вживую, обнимая...
плести смородиновый лес... прилипших мошек,
мышей летучих с тонкими резцами,
грызущих нежный сахар полнолунья
и распускающих одежду у влюблённых
до нитки, до последнего, до «кто ты?»
ЗНАТЬ
Я хочу знать о тебе всё.
Зачерпнуть раньше твоих слов.
Городов жилых и проезжих сёл
затвердить географию набело.
Как шуршит в кедрах глухой дождь,
как бежит по коже капля воды…
Называя: брат, понимать: ложь,
но честней прочих её ходы.
Как блестит в дебрях волос — соль,
как красно солнце с изнанки век, —
повторять этот язык вдоль,
поперёк, насквозь и врасплох, в разбег...
Как растут бережно семена,
как шатает бешеных дрожь земли.
Как другие пили тебя до дна!
И о тех, которые не могли…
Я бегу выиграть сей звук —
древний космос полон муры, туфты! —
но его джаз-бэнд о тебе вдруг,
и гремит во мне потому что — ты…
Я шепчу, и ветер ерошит ворс
дыбом вдоль хребтины тянь-шаньских гор;
я хочу, чтоб он и в тебя врос,
золотой септический септаккорд, —
чтобы ты слышал в нём ноту Si
и в её синь пропадал, спасён
из песков-льдин-неводов, и
чтоб хотел знать обо мне — всё.
ИЕРОГЛИФИЧЕСКИ
Мужской иероглиф блёкнет, прочитан.
Смысла в нём оказалось не слишком —
не то чтобы совсем, но
гораздо меньше, чем до-
тронься: цветка обле-тающей вишни
ты-
чинкой о-кажешься лишней,
хрен васаби — острая зе-
лень,
уст-
алость,
скользят ко-лени,
лень вн-утренняя…
гадаю: ког-да… тяжело лом-аю
об иероглиф язык, тво-я
Я-
пони-я…
Ма(лень)ких лошадей края,
кра(сны)х коньков крыш…
ч-шшшш...
НЕБО РУШИТСЯ ВНИЗ
…небо рушится вниз, разламываясь на ты-
сячи хлебных крошек, на шаткую тишину,
на собачьи следы, так похожие на цветы,
на цветное пятнышко крови и шерсти клочок, на губ-
чатый наст-
упав-
ший медлен(но) белым обнявший час-
то бестолковый город, ок(нами) вылу(пленными) полн-
очи ждать не хочет небо, касаясь нас-
пех,
касаясь нас-
мех,
касаясь нас-
мерть—
ле(тучи)м шёл-
ком…
и вот малыш катает снежки и ему всё равно,
что за буквы, сплошные «же», и зачем с высоты,
и тебе — «не попал!» — невесомо и белым-бело…
это небо как мы: потихоньку, на ушко, на ты...
ДОРОГА НАД
Котёнок-неженка вдох и мех,
а млечное блюдечко горячо!
И гжель боди-арта — на самом дне
в тебе, не дотронувшемся ещё.
Дорога над ненасытна ввысь
раскинув в стороны облака,
и след самолёта широк как кисть
во мне, не дотронувшейся пока.
Светлы на белой ночи холста,
зажмурясь ляжем в едину тьму,
друг друга по родинке прочитав,
друг друга по буковке расстегнув
до дня, дымящегося рекой,
кошачьей шёрсткой в карандаше,
друг с друга выпитым молоком —
до нас, дотронувшихся уже…
ТОЛЬКО НАЧИНАЕШЬ
только начинаешь понимать того медведя —
в сугробе протаяно дыхальце,
ноги-руки почти согрелись,
как — вот!
кот:
шагами охотника в камуфляже,
по-над головой крадучись, ищет-не ляжет.
пахнет дождём, листьями, больше всего землёй,
корой.
лютое кладбище полёвок, лягушек,
вытащенных из гнезда птенчиков.
беру поперёк пуза, укладываю к подушке,
слушаю.
запахи выдыхаются, приручаются на мурчательное,
мечтательное.
котики глазастые, похожи на младенчиков,
говорят, поэтому их и любят женщины.
верить?
снова белое по тёмному, и уже — медведица,
спи, кошенька-мышенька, няшенка-вишенка-хвостатик,
нам до весны хватит
снегу...
утренним апрелем загляну к прабабушкам,
прополю оградку.
держали таких простых-рябеньких
верно, и они. да всё остальное
нет, не другое.
ПРО ДЮЙМОВОЧКУ
к августу дюймовочка превращается в жабу.
обзаводится великовозрастным брекекексом,
в любом разговоре непроизвольно сбивается на дешёвые блюда из коловраток и тины,
начинает одобрять расправы рыжих лезвиезубыхмирмиков с чёрными луговыми сладкоежками...
detroit, becomehuman! — раздают вокруг, а вдруг прилетит цапля и в ваше болото?
ну и хорошо, регочет, всё разом и кончится, —
и лишний вес,
и пожизненное в однушке,
и муженёк безработный диванный, —
и память о чём-то сиреневом, дымчатом, то ли не было, то ли не будет...
а ласточка превращается в ворону.
красится в чёрный, читает чушь — эритропоэтин и пайетки,
не одни любовники но даже коты от неё разбежались, и к морю уже невермор,
хотя кормят неплохо и тут, вот золотой ключ от квартиры где день...
ты постарела, ворона! — кричит ей жаба при встрече.
здравствуй, моя дорогая дюймовочка, — отвечает ласточка, а помнишь, помнишь как ты мои крылья дыханием грела? как потом летали с тобой, то на итаку то в гаттаку?
дело не в старости, мне всегда! хотелось каркнуть громко, заорать так чтоб аж сыр выпал.
например что офисные хомо давно заслужили ядерную файрфокс, хотя бы за всех суточных затворников и шестипалых, живьём замороженных, не способных нести яйца в одну корзину. и если бы только за них.
но жалко красивых.
не слышит жаба, не прозрачнеет в ней сиреневая деточка на шару не нашарить. 30 лет спустя пора знакомиться заново, пусть и виделись каждую неделю.
будем о блюдах — и кто кого переждёт.
СЛОВАМИ
1
наив или наитие иль смехом
и мёдом но на вкус неосторожно
(колючий плод каштана — сердцевина
и пульс, и ласка-хищник этот случай):
вдохнувши раз, не выдохнуть. аиром
или другою страстоцвет-травою
вросло... в сибирских реках, мне сказали,
во льду умеет рыба спать до лета.
а я чему училась? не пойму, но
как золушка по бусинке капЕльной,
по кровной ягодке рябиновые бусы,
по буковке нанизываю — имя...
...наив или наитие иль смехом и мёдом...
2
Всё потому, что слово — те же губы,
с которых оно шариком воздушным,
с которых воробьиной че[пушинкой],
пчелой болючей, косточкой граната…
Всё потому, что губы — те же страны,
а ст[раны] — это встречи, то есть у[час]ть,
родство, какое [боль]ше чем медвежий
косматый космос но и [мель]че крохи…
А наши кр[ох]и — те, кто нам острее
и нас самих, и самой близкой речи,
но даже к ним мы не плывём немыми
пока из губ дыханье, то есть слово…
Вот потому… поэтому, вернее…