Когда придавила боль и уже не встать,
А туча скелетов внаглую прет из шкафа,
Отметка любимых граблей на лбу (опять!)
И остервенелость – давящим душным шарфом...
Чтоб после, глотая молча остывший чай
На пару с одним из старых шкафных скелетов,
В три тысячи первый раз свою жизнь начать
Под утренним небом нежно-больного цвета...
(Е. Кораблева. Три тысячи первый.)
Опять скелеты, шкафы и грабли, -
Такой вот приём и сюжет.
Пора б перейти на ножи или сабли,
На шпагу и пистолет.
Всё как-то солидней, и в самом деле
Не явный, но шлейф новизны,
И без укоризны к тем, кто в постели,
Спит мирно у самой стены.
Свой дом и планету вы бросили к бесам,
Сорвавшись в мечту, словно в секс.
Всей силой и хваткой вцепившись в повесу,
Как звука немой циркумфлекс.
Чтоб в ту же субботу (не как-то и где-то)
Под утро на крае земли,
И небом больным, темно серого цвета,
Ваш скрюченный трупик нашли.
И, чтобы заметил усталый констебль,
Глотая остывший чай:
– Вообще-то она хороша была, в теле,
И мне её искренне жаль...
***