Дилогия о полесянке - учительнице

Илья Ильич Морозов
(в новой редакции)

ЮНОСТЬ ПОЛЕСЯНКИ

І

В краю чарующей природы,
Где песня с говором слилась,
Там, где печаль красу изводит,
Там, где свобода как тюрьма, –
Малышку милую родили,
В заветном храме окрестили.
Без папы – с мамою жила,
Цветочком аленьким цвела.

Дитя жалело всю природу –
Собачек, кошек в непогоду…
Любило божью красоту
За шелест листьев, за росу,
За отблеск солнца на верхушках…
Была всё время на опушке,
Где травы, солнцем обогреты,
Под летним дождиком растут,
Где полевые многоцветья
Благоуханием проймут!

Как тот волчонок, всех чуралась,
А с лесом от души общалась;
И, видно, лес то ощущал –
Зверьём девчушку не пугал.

Всех, кто цеплялся к ней, гнала,
Как дичка-яблонька росла
В раздумьях, в грёзах (не для всех):
Про звездолёт, про смерть, про грех…

Когда ж душа несносно ныла –
К подружкам верным в лес ходила:
То были сосны молчаливы –
Их познакомил март игривый.

В её мечтаниях, во сне
Она, как птичка в вышине,
Над полем, речкою летала
И про Полесье напевала!

А раз приснилось: тишь, смеркает,
Она – русалка, в вихрь ныряет,
В Нептуна царство попадает
И там… к избраннику взывает;
Идёт, на страхи не глядит,
Как та тростиночка, дрожит –
Встречает чёрта самого
И… кавалера своего!
Они навстречу к ней идут,
За плечи, талию берут!..

Когда опомнилась от сна,
Ей улыбалась из темна
«Звезда» ночная круглолица,
Как будто ведьма-чаровница…
О боже! «Ведьма» разозлилась!
И сразу ж тучами закрылась.
А утром мама привела
Мужчину с ближнего села…

ІІ

В том удивительном селе,
Как будто на святой земле,
На древних скалах, над рекою,
Всех восхищая красотою,
Стоял Тригирский монастырь –
Его боялся «бес», «упырь»
(Так говорили, врали люди,
Крестились, били себя в груди)!
Под ним блистала глубина,
Как чаша чистого вина!

Погост у стен монастыря
Был «домом» нищего, хмыря...
Прижился там один чудак –
Не то бедняк, не то босяк.
Он сдобу мёртвых подбирал,
Молился, милостыню брал;
Так он и жил среди могил –
Спал в склепе, в склепе ж ел и пил.
О нём такое говорили...
(В народе брехунов любили.)

Его боялись простаки –
Хвалили «ведьмы», «ведьмаки»:
Так люд сектантов называл.
В той секте и чудак бывал.

В селе и отчима чурались,
А братьев оного пугались –
Они уж больно много пили,
Упившись, божий свет хулили!

Он монастырь не посещал,
А в секте зверем завывал!
С тем чудаком перцовку пил,
Когда супругу хоронил –
Она ужасно с ним жила,
Вконец измучилась, ушла!..

Когда к ним отчим в дом входил –
Пёс рвался, лаял, волком выл!
Шипел, как змей, их чёрный кот,
Стоял дугой, поднявши хвост!

Как только Алла, встав, проснулась,
Так сразу ж с отчимом столкнулась:
Он «дочь» глазами пожирал,
Причмокнул и… зареготал!

Тот дикий взгляд, тот регот в нос
Её как в пекло перенёс:
Она узрела в тех глазах
И мрак, и гадость – похоть… Страх!
С тех пор мужлана избегала –
Что-то «творила», изучала…
То был лишь Аллы книжный мир:
Шевченко, Пушкин, Свифт, Шекспир…
Бывало, день и ночь читала –
Даль голубую открывала;
Или страдала, как Татьяна
Всем нам известного романа;
Иль Катериною несчастной
Носила крошку днём ненастным!..

Пораньше в школу собиралась,
Шла тихо, рощей любовалась:
Вокруг всё зрело, всё цвело –
В глушь птичье пение влекло;
Дубы, как великаны сказок,
Чрез кроны, полные загадок,
Вбирали солнечные спектры –
Душе хотелось счастья, песни!
Сердечко билось, трепетало –
Девичью гордость оскорбляло!..

Сдружилась с хлопцем той весною,
Казалось – встретилась с судьбою!
Он был неглупым пацаном,
Был добрым, не был слабаком:
Белёсый, рослый и плечист,
В очах – лазурь, душою – чист!
Он с ней друзей всех забывал,
Был нежен, матерь уважал…
К нему злой отчим приставал,
Бледнея, что-то бормотал!

А что до Аллы, то она,
Всегда подавлена, грустна,
Душистой розой расцвела,
Когда пора её пришла!

Если б Гомер на миг прозрел,
Столетий мрак преодолел
Ис полесянкой подружился –
Видать, в Елену б не влюбился!

Их местом встреч был дивный лес –
Мир сладких грёз, земных чудес:
Их ожидали три сосны
И блики солнечной весны!
Когда он ею любовался –
Жалел, что с красками расстался,
Что песен не писал, стихов,
Так волновавших её кровь!

А как-то летними деньками
Катались в лодке вечерами:
Их лодку речка в ночь несла,
Сиренью с берегов цвела!
За горизонт зашло Ярило –
Как будто мир огнём залило!
Он деву робко целовал,
А месяц из-за туч взирал!
На небе звёзды загорались
И сразу ж в речке отражались:
Чрез все миры челнок их плыл –
Всю гладь созвездий бороздил!

Встречали сказочное утро,
Как дети, верещали жутко –
Их поразило вновь Ярило,
Теперь оно, как в лодке, плыло!

И ни один художник в мире
Такой красы б не написал!
Им жить хотелось долго, мирно,
Видать, Творец их вдохновлял!

Село жило своим житьём:
Кто шёл во храм, кто – в небытьё…

ІІІ

Тогда, когда в монастыре
Монах молился в алтаре –
В запретной секте тот чудак
Звал сатану в «алтарь-очаг»!

Напоминал «очаг» сам ад:
Шёл от него тлетворный чад,
А козья морда, что на гробе,
Словно пылала адским ;гнем!

Несносный смрад – дыханье мрака –
Лез в очи, в мозг с животным страхом!
Под шум и крики по углам
Творили шабаш (стыд и срам!):
В экстазе падали – «скоты»,
Словно упились наркоты;
Были и те, что раздевались
И по-звериному «тягались»!..

Чудак казался всем чумным,
Мертвецки бледным, мрачным, злым –
Держал клинообразный жезл
И заклинал огонь, как бес;
Весь трясся, будто умирал,
По Чёрной магии певал!

Он не казался бедняком
И тем безликим босяком:
То не «чудак» был, а шаман –
Злой демон! Своры атаман!

Братве и отчим подвывал –
Возле себя жену держал!
Она… собою не была –
Молчала, будто бы спала…

Сгустилась тень – чудак упал,
Чрез пену в глотке призывал!..
Раздался скрежет, грохот «гроз»
(От смрада заложило нос!),
Пришлец из ада, как питон,
Уселся на бесовский трон!
То был посланец сатаны –
До пупа змей, «козл» со спины!

Пришлец поднялся, оглянулся,
Оскал звериный распахнулся,
И… зашипели, поползли,
Как гады, пекла языки!
Они в сектантов проникали –
Их жертвы падали, орали
На непонятных языках,
И стыли слёзы на очах!

Другие ж корчились, стонали,
Как бесы, громко реготали;
Святых (подонки!) проклинали
И тут же… каялись, рыдали!..

Всё то, что в секте в ночь творилось,
Как будто в страшном сне приснилось!
А может, то хмельной психоз?
Иль, может, жулика гипноз?
Так размышлял бы человек,
Который «чушь» презрел навек.
Вот так сектанты зло творили –
Так адским демонам служили;
Бросали вызов, вишь, Христу –
Селу, общине на беду!..

А отчим пьянствовал, гулял,
Жене же спуску не давал:
Её он очень ревновал,
При всех бранил и унижал!

Сектанта злого половина
Всё гасла, будто та лучина:
Дрожала в секте, мрак презрев,
С утра же – поле, печь да хлев!..

И к Алле отчим приставал –
То укорял, то «наблюдал»…
А раз увидел чрез оконце
Лик, локон длинный и густой,
Девичий стан, обвитый солнцем, –
Ему пригрезилось пустое…

И как-то летом, тёмной ночкой,
Полез в постель к приёмной дочке…
Она лежала, как дитя,
В забвенье сонное уйдя;
Клубком у ног пригрелся кот…
Его спугнул нежданный «гость» –
Он заключил её в объятья,
Как будто жертву лютый тигр!
Она рванулась (в клочья платье!) –
Не отпускал хмельной сатир!
До тошноты противно было
Его дыханье ощущать,
Но Аллу чудо сохранило –
Мужлана кот стал раздирать,

Да и она дала в макушку!..
Уж досыпала на опушке
Меж сосен юности своей,
Под небом чистым, как купель…

ІV

Умылась утречком росою,
Обвила голову косою,
Пошла на службу в монастырь –
Звонарь сзывал греховный мир…

Когда вошла она во храм,
Вдохнула ладан-фимиам –
Он пах цветком живым, душистым,
Слезами радости политым!

Монахи – отроки Христовы –
Канонам преданы во всём,
Склонялись к вышнему престолу –
Дышал любовью божий дом!

С высоких стен монастыря,
Безмолвно нимбами горя,
Смотрели образы святых,
И не было очей пустых:
Они корили, вдохновляли,
Как будто в душу проникали!
А надо всем стоял Творец –
Единой Троицы Отец!
Ей храм казался божьим краем,
Святой алтарь – небесным раем:
Кружили ангелы над ним,
Христос являлся всем живым!

И сердце билось, замирало –
Величье вышнее вбирало!
И были слёзы на очах,
И покаянье… Божий страх!

Она прониклась ощущеньем,
Что Божьи хлопоты, мученья
За души мёртвых и живых –
Есть путь спасенья… не святых!..

Ей стало стыдно за всё то,
Что в ней не свято, и за то,
Что не дозрела до молитв
За грешный свет, за вражий лик!

В тот миг, когда она грустила,
Вдруг что-то светлое спустилось,
За руки будто бы взяло
И к Богоматери свело:
В очах счастливых и печальных,
Святых и женственно-астральных
Она сумела распознать
И мать Христа, и просто мать!..

Душе хотелось помолиться –
К святому образу склониться!
Молилась, как дитя, сквозь слёзы,
За чудотворну Матерь Божью,
За мать родную, за тот край,
Где три сосны, где роща-рай;
Где от души любила, пела
И по-девичьему ревела!..
За разорённый дивный свет,
В который ей возврата нет!
А дальше: встреча без ответа…
Прощанье!.. Поезд на край света…

Как только мать про всё узнала
(Недолго долю искушала) –
Мужлана с бесами его
Прокляла – всех до одного!
Мессию в сердце приняла –
Искать кровиночку пошла!..

После всего парнишка Аллы
Лупил мужлана, и немало!..
Потом он маялся, страдал –
По «своей ласточке» скучал!
Берёг букетик незабудок –
От милой дар… на грани чуда!
Когда в руках его держал,
Про всё на свете забывал!..
Стал грустным, бледным (вот беда!) –
Свой край покинул… навсегда!

Сектантов сразу ж разогнали,
А чудака того забрали…
Мужлан всё пил… Да раз напился,
Полез купаться – утопился.

...Прошли года. Родилась песня:
Юнец всё ищет на Полесье
Свою зазнобу – кличет в чаще…
И три сосны за нею плачут!..

УЧИЛКА-ПОЛЕСЯНКА
«НА ТЕРЕНАХ НЕЗАЛЕЖНОЇ УКРАЇНИ» 90-Х ГОДОВ И В ЕВРОЗОНЕ

І

«Ну, Аллочка Олеговна, кончайте – переменка!»
И со звонком закончился бесплатный «трудодень»!
Я не шучу, Олеговна, – «училка-пионерка»,
Не первый год в гимназии и каждый божий день!

На столь почётном поприще... так много было «радости»:
Капризы, издевательства распущенных детей;
Претензии родителей, «любовь» «Ад(!)мини…с[-]рации»,
Проблемы с педнагрузкою и дефицит мужей!

Бывали и «баталии» за заработки кровные,
Которые удержаны почти за целый год!
…И туфельки затасканы, и платьица поношены,
И ветер в холодильнике, и недолечен рот!

Но всё же Алла – женщина! «От бога» сексуальная,
С приятною наружностью и … тайною её…
Родила двойню – девочек, история банальная,
И молодая мамочка уж испытала всё:

Ходила по инстанциям… Молилась, дщерь, на паперти!
Но у «мужей влиятельных» проблем невпроворот!
И поняла, сердечная, что Украине-матери
Сегодня, к сожалению, не до её хлопот!

В конце концов – уволилась… Уж хуже не бывает!
И полетела с дочками на итальянский брег:
Мол, там в лунном сиянии морская гладь блистает
И, говорят, хватает там и благ мирских для всех.

ІІ

Наивно веря фразам, она пошла по базам,
Где грезилась работа средь цитрусовых сфер:
Все вежливо встречали и – провожали сразу,
Порой бесцеремонно приоткрывая дверь!

И Алла изменилась, как будто … раздвоилась:
На ту, в которой плотское нависло над душой,
И ту, что удалилась в мир грёз и … затаилась,
Подавленная роскошью и личной нищетой!

Вначале было жутко … подумать – проститутка?
И всё это на фоне возвышенных идей!
Она не понимала, казалось, – это шутка!
Услышать вдруг такое от пожилых людей!

Она познала сирость… Проблемы в чуждом мире
На голову свалились – уж было не смешно!
Всё Алле … опостыло, и руки опустились –
Сценарий был написан конкретно и давно.

…Теперь она Алана – обычная «путана»,
Живёт возле фонтана у красных фонарей.
Почти  как Роксолана, увы, без «Сулеймана»,
Растит, презрев мужлана, двух маленьких детей.

На ней … подобье юбочки,
Чулочки, в попке трусики –
Стоит и ждёт клиентов
В борделе «Сердцу верь»…
А чтобы не смущалась,
Работает с подружкой,
Которая, так сталось,
Увы, не без потерь:
Взалкавши, не отдала
Всего лишь пару фунтов –
Страж с сутенёром алчным
Ударили о дверь!

Бедняжка рассказала, как на дельцов пахала
На Украине «хлебной» за жалкие гроши!
Детей не нарожала, хапугам задолжала –
Решила выбираться… Устала жить в глуши!

«Хай будуть мене мати за гроші, хоч «рогаті»,
Але ж не за горілку – немиті злидарі!
Жалію лише матір – одна зосталась в хаті,
Чекає мене, рідна, на лавці у дворі!..»

(Текст на украинском языке (авторский перевод):
«Готова отдаваться за деньги хоть чертям,
Но не за самогонку – немытым мужикам!
Лишь матушку жалею – одна она в избе,
Скучает, ждёт, родная, на лавочке в мольбе!..»)

Слезу, бодрясь, смахнула, поправила ресницы,
Покачивая бюстом, напела блюз шутя…
Для мужиков всеядных – дешёвая девица,
Для одинокой мамы – кровиночка, дитя!

…Клиент бывает разный: здоровый и заразный,
Красивый и потешный, и просто старый пень!
Но все хотят разврата – от бомжа до магната –
Терзает жадно тело … любой, кому не лень!

Непросто было сразу работать по заказу –
Всё исполняла, морщась, ссылаясь на юдоль:
От грязных извращений до … умопомрачений!
И подавлялась воля, и удавалась роль…
Душа ж её томилась, когда ей приходилось
Подолгу быть покорной лишь прихоти мужской!

ІІІ

На Украине мама по доченьке скучала
И всё переживала, предчувствуя беду.
Давно не получала хоть весточки от Аллы –
Взывала к ней родная, поверьте, как в бреду:

«Алло, моя доню, що ж там відбулося?
Невже ж чоловіка вдома б не знайшлося?
І чому так кепсько наші справи йшли?
Краще б вже двійнята у мене жили!..»

(Текст на украинском языке (авторский перевод):
«Алла, моя дочка, что с тобой стряслось?
Неужели мужа дома б не нашлось?
Почему так плохо шли наши дела?
Лучше бы двойняшек я к себе взяла!..»)

Аллу на чужбине «потреблял» клиент –
С виду лет за сорок – полуимпотент.
В страстном озлобленьи он её томил,
Садомазохизму женщину учил:

«Ты люби, как стерва, – говорил он ей, –
И не бойся боли – боль всего милей!
Упивайся страстью с болью пополам!»
Говоря, давал он волюшку рукам!..

От него к постели еле доползла,
Сразу же забылась, до зари спала:
Ей приснились … сосны, её отчий дом, –
Она на Полесье с матерью, … отцом?!

Есть у всех работа, и отец не пьёт,
Вокруг много солнца, родной сад цветёт!
Она – ученица, внешне хороша...
Но болит и стонет девичья душа!

Зашумел вдруг ветер, и ударил гром,
Полетели листья, и темно кругом!
А на небе тучи, словно бой ведут,
Силы мрака «верхом на восток идут»:
Тёмные и светлые бьются до конца,
И летят несметные капельки «свинца»!

Вдруг пришёл паломник… Матери дарит
Чудотворный триптих, гулко говорит:
«Возлюби сей образ праведной любви,
По законам Божьим, дочь моя, живи!»
Мать, молясь безмолвно, лик Христа несёт,
В небо грустно смотрит и её зовёт!

...И она проснулась – кто-то тормошит…
«Отошла? Клиента надо обслужить!
Постарайся, крошка, с ним послушной быть!..
Не пора ль малышек … «ремеслу» учить?!»

Встрепенулось сердце – пульс тревогу бьёт,
Закружил на нервах мыслей хоровод:
«Откажусь – дочурки будут голодны,
Сутенёру … слёзы вовсе не нужны!»

Вдруг блеснул заветный крестик на груди –
Каясь, вопрошала: «Как детей спасти?»
Будучи в отчаяньи, выход не найдя,
Обратилась к матери с плачем, как дитя:

«Мамо моя мила, що терпіть прийшлося!..
Чому мені вдома справи не знайшлося?
І чого пішла я, дурка, на «панель»?
Яким став огидним мені той бордель!»

(Текст на украинском языке (авторский перевод):
«Мама, дорогая, что со мной стряслось?
Почему мне дома дела не нашлось!
И зачем пошла я, дура, на панель?
Как же ненавистен мне этот бордель!»)

…К ней в окно заглядывала алая заря;
На щеках отсвечивали «капли янтаря»:
Крайне истомлённая болью и тоской,
Как из клетки горлинка, рвалась в край родной!

А на небе раннем побеждает свет –
Из-за холмов мрака засиял рассвет!
В ореоле ярком по небу идёт –
Жаждущих прозренья за собой влечёт!..

На родную землю ходят поезда,
Разрывая сердце, в путь зовут суда!
Дорога Отчизна! Лишь одна беда –
Дома Аллу встретит … страшная нужда!

Почему богатый украинский край
Сущий ад для честных, для лукавых – рай?!

                1998