Наполнился воздух оглушительным гулом от криков
И понеслась полным галопом орава всадников в степь.
Впереди размашистой рысью бежал белый верблюд,
Сильно качал он из стороны в сторону всадника.
Чужда верблюду горячность лошади,
Сердито озирался он на гикающих людей…
А солнце, меж тем, уже совсем закатилось,
Медленно угасал красный веер зари,
Месяц поднимался на небе всё выше,
Заструились степные ковыли серебристыми волнами.
Нёсся в лицо всадника тёплый, пахучий ветер,
Сердито оглашал степь своими криками верблюд,
Вытягиваясь, размашисто бросал он ноги, как страус.
Своего всадника укачивал он, убаюкивал
И тот уже обо всё позабыл –
Воедино он сросся с белым верблюдом
И безудержно стремились они в степную даль.
Знал всадник, что не разбежался ещё верблюд,
Ещё неуклюж и мотоват его бег,
И быстрота его бега будет расти и расти.
А степь уже совсем потемнела,
Угасла заря, потухли последние отблески,
Ещё выполз на небо месяц,
Залил серебром шуршащие травы степи,
Слышались лишь шелест травы под ногами верблюда
И тяжёлое верблюжье храпение,
Да ещё изредка в ночной тиши сердито кричал он.
От качки слегка кружилась у всадника голова,
А верблюд бежал, уже по земле расстилаясь,
И всё реже издавал свой пронзительный крик,
И вот он уже плавно несётся, как птица на крыльях.
В свете луны искрилась роса на траве,
Одинокими точками горели костры на курганах
И бежал белый верблюд под белым светом луны,
По белым волнам сверкающих росой ковылей…