Кряж да брёвна, зубастая роща,
Ткнулся лбом в хворостины туманец,
Лунный луч, серебристая лопасть,
Окунается в сахарный глянец.
Ни проталин, ни взгорков, все гладко,
Только в духе бунтарства осколки,
Становись на молитву украдкой,
Как в лесу первобытные волки.
Из амбара соснового снежность,
Вынимая по зёрнышку тихо,
Помолись за небес неизбежность,
За сожравшую месяц волчиху.
За красивейший сумрак в проёмах,
За пискливый вскрик сдавленной воли,
Злобно щурятся мысли-вороны,
На сугробах из палевой соли.
Переплывши озёрце из слёзок,
На избняк навалившись печалью,
Помолись за Христовый набросок
В твоём сердце под сломленной сталью.
Не пощады ждешь, посто прощенья,
Переживши белесую кротость,
Жизнь-закваска в стенах заточенья,
Оследь тонкая, верная стойкость.
Кто заколет гордыню в прекрасном,
Кряж да брёвна сложивши в деревья,
Точно кровь на восторженно-красном,
На худом неподъёмное бремя.
Ни проталин, ни взгорков, зерцало,
За грачевником райская роща,
Так мучительно долго страдало
Сердце Бога бездонное ночью.
Снег хрустел, соображал, серебрился,
Был героем средь белого злата,
Вот тогда я опять возродился
Из пробитого светом булата.
Кряж да брёвна, топор долго снился,
Расцарапанный Ствол до крови.
Бог к волчатам голодным спустился,
С лунным туком из сытной любви.
Будет сниться топор, будет сниться,
Но в нем срубленный Лес отболит.