окрестности Добрыни, 1942 (?)
Володя пробирался по зимнему лесу и пел что было мочи. По следам за ним шла волчья стая. И расстояние между ними сокращалось стремительно. Звери перекликались, их вой окружал ребенка со всех сторон. Встреча была вопросом времени. И все, что Володя мог противопоставить стае, была песня. Она была и оружием, и щитом, и той опорой, без которой он бы просто упал в снег и ждал неизбежного.
Первой его нагнала волчица. Взвилась в воздух, прыгнув на спину, завалила в снег и… пометила. И ни один зверь не посмел его тронуть. Но каждый счел своим долгом оставить на нем метку, рассказывая каждому сородичу в округе: «Не трогать! Свой!»
Когда вдалеке растаял последний волчий силуэт, Володя все еще лежал, зарывшись лицом в снег, не смея пошевелиться. Начала деревенеть мокрая насквозь одежда. Нужно было заставить себя двигаться дальше, чтобы не замерзнуть окончательно. Он не помнил, как дошел до деревни. Но помнил, сколько вызвал веселья своим видом. Его раздели, отправили отогреваться на печку и, впадая в спасительное забытье, он слышал бормотание тетки: «В рубашке родился парень!»
Позже он часто прокручивал этот поход в голове. И думал о своей спасительнице.
Она приняла его в стаю. И подарила ему жизнь. Значит, его жизнь чего-то да стоит.