Булатно корпус Субэдэя
Рассёк Ургенч, Кавказ, Иран,
Тавриды житную Сугдею,
Уделы тучные алан
И половецкие становья.
Упёршись в плечи Поднепровья,
Куманы утекли на Русь,
Прося о помощи Мстислава
Удатного. Туга и грусть
Взошла над рускою дубравой.
«Нас днесь не будет, вас заутра», –
Увещевал князей Котян.
Под чарых дев и перламутры,
И скакунов от агарян
Уговорились два Мстислава:
Романович и Удалой,
Искавших бранную забавой
Пронзить «хиновие» стрелой.
Неведомой доселе ратью
Сошлись у Хортицы полки,
Но прей столетнее проклятье
Свои расставила силки.
Не поделили честь Мстиславы
Как с Гориславловом Мономах:
Кто ныне старый, первый, правый
На велекняжеских столах.
И так, рядясь, дошли до Калки,
Побив разведческий наряд.
Для пущей воинской закалки,
Скрывая давний неуряд.
Но княжья честь превыше смысла,
И в полдень, «втаю» ото всех,
Мстиславич, древо Осмомысла,
С Яруном верным на «конех»
Решилися «испить Каялы»,
И ринулись в монгольский стан;
Круша, рубя погань немало.
Но дрогнуло крыло куман,
И сокрушилось, дала труса,
И опрокинуло собой
В «Каялу» ратников из русов,
И воем был задавлен вой.
Смотрел на битву роковую
Мстислав Романович с холма
И не помог в минуту злую.
О, злее зла в душе молва:
«Задета княжеская честь
И преступить её позорно,
И за неё священна месть,
И стоит смерти непокорный», –
Так думал князь и ночь текла,
А Калка братьями мерцала;
И тихо степь их отпевала,
И, будто мамка, провожала,
И всех прощала как могла.
С заранья княжья спесь прошла,
И тяжкой стала честь Мстиславу:
Со всех сторон обволокла
Их таурменская облава.
И князь, моляся на восток,
Увидел марево монгольства,
И принял бой, горел острог,
Русины бились до упорства.
На третий день дух изнемог
И отрезвело самовольство.
Решили с миром разойтись
Через «забродника» Плоскиню,
Но лесть пропитана полынью,
Какому богу не молись:
Всегда найдётся свой предатель.
Вот так, кляняся на кресте,
Плоскиня предал ратных братьев.
И, встав на княжеских «костех»,
Прижатых пировым помостом,
С кумысом чаши поднимал.
И стала Калка тем погостом,
Где русич русича продал.
Надев кольчугу, как фуфайку,
Попала Русь на балалайку.
Домой десятье возвратилось.
Такой беды не знала Русь,
Что по сей день не искупилась
Великокняжеская гнусь.
ПУСТЬ В КНЯЖЕСКОЙ СОВЕСТИ ЗАМЯТЬ
И СВЕТЛА ПРЕСВЕТЛОСТЬ ЕЯ,
НО СВЯТЫ ЛИШЬ СЛАВА И ПАМЯТЬ,
ПОГИБШИХ ЗА ДРУГИ СВОЯ.
ОТ КАЛКИ НА КАРАКОРУМ
Курганный высится дозор.
Суглинок да кизяк,
Да бабы каменной укор,
Да воющий сквозняк.
Курган стоит особняком,
Как скитское жильё,
Стекает небо молоком
В полынное быльё.
Пропахла потом кочевым
Истоптанная даль,
Горит зеркальем лучевым
Монголистая сталь.
Лежит полмира у копыт
Ойратского коня,
Что степью волен, степью сыт,
Испытан у огня.
Спешит тумен в Каракарум
И знает Субэдэй,
Как истрепался гордый ум
У западных людей.
Они трусливы и жадны,
Кичливы и слабы,
И не готовы для войны
И жертвенной борьбы.
И только царственно верблюд
Взирал на тот тумен:
«Глупцы и строчки не поймут
Из книги перемен».
Ну что нукеру до него –
Пророка из пустынь,
Когда доклада ждёт его
Великий Темуджин.
Пылала вздыбленная степь.
Ещё один улус –
Свободу душащая цепь.
«Ты победишь, урус!»
Горислав – Олег «Гориславлич» Черниговский стал одним из первым практиковать систему приглашения кочевников для междоусобной борьбы руских князей. Котян – половецкий (куманский по летописям) князь, тесть Мстислава Галицкгого. Мстислав Мстиславич Удатный (Удалой, внук Ярослава Осмомысла) князь Галицкий и Торопецкий на то время. Ярун – его воевода возглавлял половецкие (куманские) полки, перешедшие Калку.
Мстислав Романович Старый – Великий князь Киевский был со многими князьями задавлен досками, на которых после битвы пировали монголы. Плоскиня – вожак бродников. Само его имя-кличка, вероисповедание говорит о его словенском происхождение. Автор специально не употребляет к монголам этноним татары, так как ко времени Калкских событий ЧингисХан его практически полностью уничтожил, ещё один исторический казус, о котором знают, но почему-то продолжают повторять о «татаро-монгольском нашествие», да ещё приклеили ко множеству различных тюрко-говорящих народов, которые по сей день думают, что они то и «брали с Руси долгое время дань». Этноним «хиновь», «хиновие» специально взято автором в кавычки, воспринимайте это как образ кочевников, вышедших из степей Монголии, которыми до этого и были гунны-хунну. По руским источникам вернулся домой каждый десятый. Историки считают что общее Руско-половецкое войско составило около 80 тыс, заметим, что на поле Куликовом оно было меньше, а у Мамая сопоставимо, да и природных монголов у него было немного, не считая правящего слоя. Перед походом, а вернее разведки, на восток корпус Субэдэя составлял три тумена(30 тыс), то бишь по скромным подсчётам на Калке было уже не более двух туменов. У монголов никогда не было огромных полчищ, как нам об этом вещали господа «Соловьёвы» и ему подобные; монголы воевали умением, хитростью, жестокостью, но не предавали друг друга. Ещё раз одно напоминание: без жертвы нет победы, начавшие рассуждать и рядиться во время битвы, всегда проигрывают её, не смотря на численный перевес.
Калка стала прообразом дальнейшей руской замятни,где каждый удельный князь решал свои узко-личные выгоды, а не обще-руские. Только с появлением на руском престоле Ивана Васильевича Грозного этот удельный разлад был приостановлен, хотя, как оказалось, не надолго. Система лествичного права, а не самодержавного, проявилась во всей своей безнадёжной и кровавой красе в смуту бунташного 17 века. Улусная управа погубила и саму монгольскую державу.
2010 г.
Представлено полотно Павла Рыженко «Калка».