Который раз, как в первый раз,
зима врывается в запретность
и, обнажаясь напоказ,
явит усердную суетность.
Метель стирает горизонт
на время, с мыслями надолго,
как одолженьем день, как сон,
как жизнь тает втихомолку.
И то, что делаю не так,
нутро в порыве прегрешенья,
посыл для воли, во чудак,
для извлечения забвенья.
А впереди ждет пустота
и судный час мишенью в тире,
зима и снежность - чистота,
но режет грудь вновь запах серы.
Хоть просветлен, опять ж года,
путь пройден, может, не напрасно,
лик смоет вешняя вода,
судьбы седой и безучастной.
Но нет возврата, повторить
не суждено житейской драме,
не перепеть, не обратить
в святых, отвергнутых богами.
А время, дерзкое дитя,
причудливо, в оконной раме,
рисует в страсть, полушутя,
сюжет извечной панорамы.