Толпа смеялась и бросала камни в спину,
От вида свежей крови чувствуя экстаз,
Неслась в азарте, невзирая на причину,
Всех вовлекая в эту страшную лавину,
Стремясь забить скорей, втоптать ногами в грязь.
По узким улицам бежала, словно свора
Изголодавшихся охотничьих собак,
Крича от радости, не чувствуя отпора,
Круша витрины магазинов без разбора,
Под улюлюканье скучающих зевак.
Она подпитывалась страхом своей жертвы
И сатанела от желания убить.
От предвкушения, как струны, рвались нервы,
И каждый чувствовал, что в драке будет первым,
И смех безумный закипал у всех в груди.
Беглец затравленно смотрел на догонявших,
Не понимая сумасшествия толпы,
В одно мгновение вдруг ненависть впитавшей,
И наслаждавшейся в бесстыдном эпатаже,
Ему вослед крича: "Ату его, распни!"
Он часто падал, отрываясь от погони,
С трудом вставая с обессиленных колен,
Держась сознания, что корчилось от боли,
Сжимая жизнь свою в истерзанной ладони,
Блуждая в тесном лабиринте серых стен.
В губах разбитых появилась вдруг ухмылка,
И он, как вкопанный, застыл на мостовой,
Не замечая кровь, текущую с затылка,
От возбуждения на шее билась жилка
И было видно, что готов рвануться в бой.
Толпа, замешкавшись, слегка оторопела
И отступила перед силою в глазах -
Беглец навстречу шёл, глядя на лица смело,
Своё отчаянье постигнув до предела,
Чуть-чуть хромая, и отринув липкий страх.