Мохнатой чащи дух святой
витает в тихой сонной клети,
играет будто бы на флейте
сатир на дудочке златой,
озёра, кутаясь в мехах,
все сном опутаны невинным,
и тихо снежные перины
взбивает ветер впохыхах,
из бязи хрупкий белый снег
в низины перьями ложится,
и всё снежится и снежится
в глуши, что вовсе не для всех;
лебяжий вьётся лёгкий пух,
в дали, уснувшей ещё утром,
в тазу озёрном перламутра
закат замоченный разбух,
где тишина и пустота,
и лишь для нас с тобою, мама,
на выстиранных покрывалах
и в одеялах чистота,
ребёнку ведь не плакать здесь,
взбивай пушистые подушки,
мне стать бы снова хохотушкой,
где льдом укрылся тихий лес.
я не хочу реветь вослед,
что в жизни глупо всё и сложно,
сатир ответит - невозможно,
и усмехнётся в снежный бред.
так сладко дудочка звучит,
конфетой сонною и мятной,
как ангелов песнь, необьятна,
а лес молчит, а лес молчит...
неважно всё! закат так чист,
большой отцовской синей кружкой;
и лес как снежная церквушка,
а вечер ветрен и лучист.