Держи меня, уехав, не останусь
хоть частью здесь, уйду отсюда весь.
Отпустишь - я слова приму, как данность,
как беглых звуков капельную взвесь.
Не дождь, не снег, совсем другое что-то,
другой квартал и дом, другой трамвай,
и я, как будто сбившийся со счёта,
погоде говорю - не выдавай
меня с моим акцентом старомодным.
Чужой на этом празднике, как тать,
похожий внешне, будто бы омоним,
который можно только прошептать,
а в голос - нет, похожий только с виду,
я здесь молчу, рифмуя, как могу,
не слово, что, наверно, ядовито,
а только звук, блуждающий в снегу.
Держи меня, удерживай, отпустишь -
и я уйду сквозь эту тьму и гнусь
в какую-то неведомую пустошь,
и я оттуда больше не вернусь.
Останусь там разыгрывать паяца,
на ломаном рифмуя всё и вся,
чтоб каждым утром снова просыпаться
и знать, что ничего вернуть нельзя.
Ни город, ни квартал, ни трель трамвая,
ушедших женщин и снесённый дом...
И можно жить, почти не узнавая
всё то, что забывается с трудом.
Держи меня... Держи меня покрепче,
держи, смотреть не нужно свысока.
Мы в жизни остаёмся частью речи
заученного в детстве языка.