Оставь мне память огорчения
в кармане старого пальто,
и робкое стихотворение
из филигранного ничто —
с ключами звонкого открытия
и возвращения домой,
когда усталость от подпития
звучит внутри хромой струной.
И вроде тянет к людям в общество —
заочно презирать толпу,
где все фамилии и отчества
ждут от кого-то похвалу,
счастливо отражая значимость
своих воспитанных сердец,
среди количества и качества
для тех — кто всё ещё глупец,
и словом мажет акварельную
недорисованную ночь,
и нарекая Музу — шельмою,
кричит в окно: "Уполномочь!"
И рвёт на занавеске облако,
бледнеющее синевой,
пока церковный медный колокол
звенит морозною Луной
над городом седой провинции
с резными вкладками икон,
где божьей дрогнувшей десницею
начертан знак — эмотикон,
что умиляет отправителя
на цифровой пустой строке,
призывно требую там зрителя
и смысла в мудром сюртуке.
Оставь же память огорчения
в кармане старого пальто.
И робкое стихотворение
пусть в филигранное ничто —
по буковке стекает к вечности,
и застывает навсегда
на лужах тишины и млечности
под смех святого дурака.