ЕДИНСТВЕННЫЙ СОВЕТСКИЙ ПОЭТ, ПОПРОСИВШИЙ (И ПОЛУЧИВШИЙ!) ПОЛИТИЧЕСКОЕ УБЕЖИЩЕ В АФРИКЕ, В СЕНЕГАЛЕ.
Поэт Виктор Урин (30.06.1924 — 30.08.2004) был вполне достойным представителем воевавшего поколения: не только ветеран, но и инвалид войны. Левая рука у него не сгибалась. Он её так и носил впереди себя на перевязи. Первые свои стихи Витя Урин опубликовал ещё в 14 лет будучи харьковским школьником. Фантазёр он был — на грани, может, после фронта и передовой, и не вполне адекватный. А кто бросит камень? Девятнадцатилетний танкист в штурмовой армии Черняховского. Сколько их живых вернулось? http://stihi.ru/2023/10/21/1166. Его стихотворение Лидка когда-то было очень популярно. Хотя параллели с Любкой Ярослава Смелякова вполне просматриваются, но видимо, наболело у людей, если местами весьма шероховатый (но разрешенный!) текст читали и перечитывали. В то время опубликовать лирическое стихотворение, где не все мысли устремлены на разгром врага или послевоенное строительство, было не только трудно, но и опасно. Во всяком случае, Александр Фадеев по Урину и его Лидке проехал как танком со всей силой своего авторитета любимца Сталина, члена ЦК и Генсека ССП. Правда, по некоторым отзывам, он впоследствии об этом сожалел. Но Урин ничего не боялся.
При Хрущёве Урин неожиданно сорвался в никем не санкционированный пробег, проехав на своем авто от Владивостока до Москвы и рассылая по дороге попутные репортажи в "Комсомольскую правду" и местную печать, причём оторопевшие газеты печатали эти материалы. Отчитавшись по приезде книжкой "179 дней в автомобиле", Урин заработал сразу столько денег, что их хватило на покупку квартиры в Москве. Потом были прогулки по улицам столицы с ручным орлом, публичное чтение стихов всем прохожим, шашлыки с костром на полу в квартире и даже арест на пятнадцать суток.
Уже при Брежневе, Урин, опять по своей инициативе, громогласно приветствовал ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию и подавление Пражской весны. Да, был в его жизни и такой период, когда Виктор Урин какое-то время считался правоверным советским поэтом. Но, как сказал один великий русский писатель: "…скучно жить на этом свете, господа!" После того, как в 1970 г., Урин учудил без спроса скандальный проект Всемирного Союза Поэтов на пару с президентом Сенегала Леопольдом Сендаром Сенгором (тоже поэтом!), его исключили из союза советских писателей и стёрли его имя из истории русской советской литературы. Недолго думая, Урин пишет письмо Сенгору с просьбой об убежище и, одновременно, подаёт заявление в ОВИР на выезд в Сенегал. Тем не менее, ещё в 1976 г. Урин числился в справочнике Союза СП. И это при состоявшемся решении секретариата ССП об его исключении! Возможно письмо президента Сенегала Брежневу сыграло тут роль парашюта мягкой посадки. Ведь Сенегал тогда, как считалось, входил в советскую орбиту. Когда Урин был (и был ли вообще) исключён, доподлинно неизвестно. Так же как неизвестно и то, сохранил ли он своё гражданство. Ещё в конце 70х, начале 80х гг., Урин приезжал в Москву, наведываясь в ресторан Литфонда в ковбойской шляпе и сапогах. На предложение остаться отвечал уклончиво. Сейчас Урин не упоминается нигде. Всё-таки он не Бунин, мягко говоря. Но что-то осталось недосказанным в этой судьбе. Урин осел в Нью-Йорке, где есть значительная русскоговорящая (и читающая) диаспора. Понятно, что в Сенегале русских, кроме резидентов КГБ, по улице ходит немного. Похоронили Виктора Урина за счёт Похоронного Общества для Неимущих. Судя по всему, больших денег он за свою жизнь в Америке не заработал.
ЛИДКА Виктор Урин
Оборвалась нитка – не связать края.
До свиданья, Лидка, девочка моя!
Где-то и когда-то посреди зимы
Горячо и свято обещали мы:
Мол, любовь до гроба будет все равно,
Потому что оба мы с тобой одно.
Помнишь Техноложку*, школьный перерыв,
Зимнюю дорожку и крутой обрыв?
Голубые комья, сумрачный квартал,
Где тебя тайком я в губы целовал?
Там у снежной речки я обнял сильней
Худенькие плечики девочки своей.
Было, Лидка, было, а теперь – нема…
Все позаносила новая зима.
Ах, какое дело! Юность пролетела,
Лидка, ты на фронте, там, где ты хотела…
Дни идут окопные, перестрелка, стычки…
Ходят расторопные девушки-медички.
Тащат, перевязывают, поят нас водой.
Что-то им рассказывает парень фронтовой.
Всюду страх и смелость, дым, штыки и каски.
Ах, как захотелось хоть немножко ласки,
Чтоб к груди прильнули, чтоб обняться тут…
Пули – это пули, где-нибудь найдут.
Что ж тут церемониться! Сердце на бегу
Гонится и гонится – больше не могу.
…Ты стоишь, надевшая свой
халат больничный,
Очень ослабевшая с ношей непривычной.
Ты ли это, ты ли с дочкой на руках?
Почему застыли искорки в глазах?
Почему останутся щеки без огня?
Почему на танцы не зовешь меня?
Почему не ждала? Почему другой?
Неужели стала для меня чужой?
Я стою растерянно, не могу понять,
Лидия Сергеевна, девочкина мать.
Я стою, не знаю, как найти слова…
- Я ж не обвиняю, ты во всем права.
Может быть, сначала все начнем с тобой?..
Лида отвечала: — Глупый ты какой…
То, что было в школе, вряд ли нам вернуть,
А сейчас — тем более, так что позабудь.
Вспоминать не надо зимнюю дорожку,
Как с тобою рядом шли мы в Техноложку*
И у снежной речки ты прижал сильней
Худенькие плечики девочки своей…
Было, Лидка, было, а теперь – нема…
Все позаносила новая зима.
Оборвалась нитка, не связать края…
До свиданья, Лидка, девочка моя.
* — Технологический институт (харьковский жаргон)
Я решил опубликовать материал о Викторе Аркадиевиче Урине в память о моей маме, которая умерла в прошлом году. Они с Виктором Аркадиевичем были ровесники. Во время войны моя мама училась в медицинском институте и работала в госпитале, где и познакомилась с Виктором Аркадиевичем. Он в это время лечился там после тяжёлого ранения. По-моему, у неё были даже какие-то сборнички его стихов из библиотечки поэта. В этом году исполняется 100 лет со дня рождения и 20 лет со дня смерти поэта Виктора Урина. Относится к Виктору Урину можно по-разному, но личная судьба его по-человечески просто уникальна. Эта публикация — дань памяти о том времени и о тех людях: "…обнимем тех, кого мы любим, и вспомним тех, кого уж нет".
В моём материале я упомянул о жизни Виктора Урина в эмиграции буквально в двух строках. Интересны ли широкому кругу читателей в России сейчас некоторые подробности приватного толка об особенностях существования в специфически нью-йоркской литературной среде? Я, признаться, полностью согласен с одним нежелательным иностранным агентом, что влияние и авторитет всех и всяческих митингов, собраний, объединений, партий, землячеств, музеев и т. п., организуемых в диаспоре, на процессы, происходящие в России, в российских реалиях, равны нулю тождественно. Ещё раз, = 0. Другое дело, чувства. Никогда и нигде не было и не будет возможным контролировать что любят или не любят, и что чувствуют люди (что говорят — другое дело). Поэтому, то, чем занимался Виктор Аркадиевич после своего отъезда из СССР, на жизнь в России не повлияло тогда и не так важно сейчас. На остальное есть специалисты.