17, 18
— Тебе нужна жена, — повторила Джуд медленно, хотя ей безумно хотелось прокричать эти слова.
— Да. — Совсем не так он хотел сделать ей предложение, но отступать было поздно. — Мы нужны друг другу. Мы подходим друг другу, Джуд. Зачем возвращаться к жизни, которая тебя не устраивала, если здесь ты нашла то, что хотела?
— Понимаю. — Нет, ни черта она не понимала. Она словно ослепла, погрузившись в темную мутную воду. — Значит, ты считаешь, что я должна остаться здесь и выйти за тебя замуж, потому что тебе нужна жена, а мне нужна другая жизнь?
— Да. Нет. — Что-то неправильное было в ее словах. Что-то не совсем правильное в ее тоне. Но ему необходимо было все прояснить. — Я вполне могу содержать тебя, если ты не сразу найдешь себе дело по душе, а пока ты будешь вести хозяйство, заниматься домом. Паб процветает. Я не нищий, может, это и не тот стиль жизни, к которому ты привыкла, но мы справимся.
— Мы справимся. Ты, значит, будешь содержать меня, пока я буду бездельничать и подыскивать то, что мне подходит?
— Послушай меня, — сделал еще одну попытку Эйдан. — Твоя жизнь здесь, вот что я говорю. Твоя жизнь здесь, со мной.
— Неужели? — Джуд отвернулась, пытаясь сдержать что-то темное и бурлящее, вскипающее в ней. Она не понимала, что бурлит в ней, боялась выпустить это наружу, но чувствовала нарастающую опасность. Да, она уже хорошо знала, что ирландцы — натуры поэтические, что завораживающие слова сами собой льются с их языков.
И вот, во второй раз в жизни она слышит, что должна выйти замуж потому, что подходит мужчине.
Уильяму тоже нужна была жена, чтобы упрочить свое положение, выглядеть респектабельно перед коллегами и начальством. А ей, разумеется, нужен мужчина, который будет указывать, что делать, когда и как. Ему жена, ей жизнь. Что может быть логичнее?
В первый раз ей говорили, что она должна повиноваться, быть тихой и кроткой. Сейчас это ее бесило, сейчас ей не хотелось вспоминать об этом. Сейчас ее так же бесило, и ей не хотелось в этом признаваться даже самой себе, как сильно та, прежняя Джуд хочет того же с Эйданом.
Но она изменилась. Изменилась гораздо больше, чем думала. Она продолжает меняться и не хочет останавливаться. Она не хочет, чтобы ею кто-то руководил из-за того, что она, видите ли, неспособна найти свой собственный путь.
— Мне здесь больше нечего делать, Эйдан. — Взяв себя в руки, Джуд повернулась, вгляделась в его освещенное лунным светом лицо. — Наше время истекло. Эти месяцы не вся жизнь. Я пытаюсь разобраться в своей жизни. Хочу чего-то достичь, хочу измениться.
— Меняйся со мной. — Он чувствовал, что теряет ее. Он не знал, как исправить ошибку. — Я же тебе не безразличен, Джуд.
— Разумеется. — Каким-то образом ей удалось сохранить дружеский тон, хотя то темное и опасное еще бурлило в ней. — Брак — серьезный шаг, Эйдан. Я однажды уже сделала его, ты — нет. И я не готова снова взваливать на себя подобные обязательства.
— Это смешно.
— Я не закончила. — Ее голос стал ледяным. — Я не собираюсь снова взваливать на себя подобные обязательства, потому что не доверяю и себе, и мужчине, и обстоятельствам, не верю в долговечность этих обязательств. Больше никто не посмеет меня бросить!
— Неужели ты думаешь, что я могу тебя бросить? — Возмутившись, Эйдан схватил ее за руки. — Ты стоишь передо мной и сравниваешь меня с человеком, который нарушил данную тебе клятву?
— Другого примера у меня нет. Мне жаль, что я огорчила тебя. Но в мои ближайшие планы брак не входит. Спасибо за предложение. А теперь мне пора возвращаться. Я оставила без внимания своих гостей.
— Черт с ними! Мы должны все решить.
— Мы все решили. — Вымученно улыбаясь, Джуд отвела его руки. — Если я недостаточно точно выразилась, я повторю. Нет, Эйдан, я не выйду за тебя замуж, но спасибо за предложение.
Как только Джуд это произнесла, гром грянул над холмами, вспыхнула молния, разбежавшись тонкими белыми трещинами по небесной чаше. Поднялся ветер, яростно и горько зарыдали колокольчики над ее крыльцом.
Странно, подумала она, я чувствую то же самое. Ярость и горечь.
Эйдан тупо смотрел ей вслед. Она сказала «нет». Он просто не был готов к тому, что она может сказать «нет». Он свыкся с мыслью о том, что они поженятся. Он знал, что нашел свою единственную. Для него навсегда останется только она одна.
Разъярившийся ветер взметнул его волосы. От нового удара молнии в воздухе запахло озоном. Эйдан неподвижно стоял на пути надвигающейся бури, пытаясь привести мысли в порядок.
Ее надо убедить. Ей просто нужно время. Время; и ничего больше, думал он, потирая ладонью грудь. Эта боль была для него внове. Ничего, пройдет. Она образумится, а как же иначе? Дураку ясно, что они должны быть вместе, что они необходимы друг другу.
Надо просто доказать ей, как она может быть счастлива здесь, как искренне он будет о ней заботиться. Ее уже предавали, но он никогда ее не предаст. Она осторожничает, вот и все. Он захватил ее врасплох, но теперь она знает о его намерениях, и она передумает. Уж он постарается.
Галлахеры не бегут с поля боя при первом залпе орудий, напомнил он себе. Галлахеры держатся. И Джуд Фрэнсис Мюррей предстоит узнать, каково оно — упорство Галлахеров.
С каменным лицом — уж тут он ничего не мог поделать — Эйдан зашагал к дому. Если бы он поднял глаза, то, наверное, увидел бы в верхнем окне женщину с распущенными по плечам светлыми волосами и скользящей по бледной щеке, сверкающей, как бриллиант, единственной слезинкой.
* * *
Джуд постаралась взять себя в руки и умудрилась дотянуть до конца вечеринки. Она улыбалась, танцевала, разговаривала. Среди множества людей было нетрудно избегать Эйдана. Труднее было выпроводить его, когда все начали расходиться. Она сослалась на ужасную усталость, что было правдой. Я должна выспаться, говорила она ему.
Какой там сон! Тяжелые мысли бередили душу. Когда дом опустел, она переоделась и принялась за уборку.
Джуд собрала все тарелки и стаканы, перемыла, вытерла, расставила по местам. На это потребовались часы, и она окончательно вымоталась, на что и рассчитывала. Тело взывало об отдыхе, но беспокойные мысли не отпускали ее. И она принялась подметать, вытирать, отмывать.В какой-то момент Джуд услышала женские рыдания, доносившиеся со второго этажа, но предпочла не обращать на них внимания. Ей тоже хотелось разрыдаться, и ни к чему растравлять себя чужими страданиями. Ее слезы не помогут Красавице Гвен, никому они не помогут.
Она вернула на свои места стулья и кресла, прошлась по полу щеткой и, бледная, с темными кругами под глазами, поднялась в свою спальню.
Джуд не плакала. Все силы ушли на уборку, их не осталось даже на то, чтобы раздеться. Она плюхнулась на кровать, вжалась лицом в подушку, приказала себе ни о чем не думать и провалилась в сон.
Ей снилось, как она танцует с Эйданом в серебристом свете огромной луны на цветущем лугу.
Ей снилось, как она летит с ним на крылатом коне над изумрудными зелеными полями, бурными морями и неподвижными синими озерами.
Все это Эйдан бросил к ее ногам. Она слышала его голос. Он дарил ей эту чарующую, волшебную страну. Он дарил ей их общий новый дом, дарил ей их будущих детей.
Возьми все это, возьми меня, говорил он.
Но она ответила «нет». Она должна была ответить «нет». Это не ее страна, не ее родина, не ее дом, не ее семья. Все это не может принадлежать ей, пока она сама не станет сильной, пока не доверится ему целиком, пока не поверит в его долгую любовь, в его верность.
И она осталась одна в своем сне, потому что во всех его обещаниях не было одного-единственного важного слова — «любовь»…
Когда Джуд проснулась, высоко в небе ярко сияло солнце, а она плакала.
Джуд не выспалась и чувствовала себя совершенно разбитой. Голова кружилась, мысли путались. Знакомые симптомы — жалость к себе, депрессия. После крушения ее брака она еще долго чувствовала то же самое.
Беспокойные ночи, бесконечные тоскливые дни. Горечь, растерянность.
«Я не допущу больше ничего подобного, — пообещала себе Джуд. — Теперь я умею справляться с обстоятельствами, принимать решения. Главное — не ныть, не распускаться ни на минуту».
Она нарвала цветов, собрала букет, перевязала стебли красивой ленточкой и вместе с Финном и Бетти отправилась на могилу Мод.
Ночная буря, побушевав немного, так и не разразилась ливнем. На юго-западе еще клубились облака, но воздух был теплым. Прибой выводил свою ритмичную мелодию, а на холмах лютики подставляли солнцу золотистые головки. Промелькнул белохвостый кролик, и в то же мгновение Бетти пулей метнулась за ним, но буквально через несколько секунд вернулась с виноватой мордой и болтающимся языком, мол, сама не знаю, что это на меня нашло.
Джуд минут пять наблюдала, как щенок мельтешит вокруг Бетти, катается по земле, радостно тявкает, и ее настроение немного улучшилось. А когда подошли к старому кладбищу, она почти совсем успокоилась и присела у могилы рассказать Мод последние новости.
— Вчера в твоем доме была вечеринка. В коттедже снова звучала музыка и было полно гостей. Две сестры Бренны О'Тул пришли со своими женихами. Они очень счастливые, все четверо, и Молли просто сияла, глядя на них. Я танцевала с мистером Райли. Он такой старый, что я боялась, как бы он не рассыпался, но еле за ним поспевала.
Засмеявшись, Джуд откинула волосы.
— А потом мистер Райли попросил меня выйти за него замуж, и теперь я знаю, что меня здесь приняли. Я запекла окорок. Я сделала это впервые, но у меня получилось. Даже не осталось ни крошки для собак. Поздно вечером Шон Галлахер спел «Four Green Fields»[5] так трогательно, что не осталось ни пары сухих глаз. Я никогда прежде не устраивала вечеринок, где люди так бы смеялись и плакали, пели и танцевали, а теперь не представляю, как может быть иначе.
— Почему вы не рассказываете ей об Эйдане?
Джуд медленно подняла голову. Появление Кэррика по другую сторону могилы ее не удивило. Теперь оно не кажется ей странным — еще одно чудо. Однако она удивленно вскинула брови, заметив гнев, сверкающий в его глазах, и злое выражение его лица.
— Эйдан был там, — ответила она. — Он прекрасно пел и играл на разных музыкальных инструментах, принес из паба столько пива, что можно было бы пустить в плавание линкор.
— Он гулял с вами под луной и предложил стать его женой.
— Да, он гулял со мной под луной. И он сказал, что ему нужна жена, и я подошла бы на эту роль.
Джуд опустила глаза, увидела, как щенок обнюхивает сапоги Кэррика из мягкой темной кожи.
— И что вы ответили?
Джуд обхватила руками колени.
— Если вы так много знаете, то знаете и остальное.
— Нет! — взорвался он. Трава затрепетала и пригнулась к земле. — Вы отказали ему, потому что глупы. — Он ткнул пальцем в ее сторону, и, хотя их разделяло несколько футов, она почувствовала укол в плечо. — Я считал вас умной женщиной, образованной и воспитанной, добросердечной и сильной. Теперь я вижу, что вы эгоистичны, трусливы, упрямы и у вас недоброе сердце.
— Поскольку вы столь низкого мнения обо мне, не стану навязывать вам свое общество. — Джуд поднялась, гордо вскинула голову, повернулась и охнула, наткнувшись на него.
— Вы останетесь здесь, пока я не разрешу вам уйти.
Впервые она услышала властность и угрозу в его голосе. Ей захотелось спрятаться, исчезнуть, и именно поэтому она не сдалась.
— Остаться? Я имею право идти, куда хочу. Это мой мир.
В его глазах засверкали молнии, небо потемнело и затянулось тучами.
— Этот мир был моим, когда вы, люди, еще прятались по пещерам. Он будет моим и после того, как вы превратитесь в пыль. Помните об этом!
— И почему я спорю с вами? Вы иллюзия. Миф.
— Я так же реален, как и вы. — Кэррик схватил Джуд за руку, и его рука оказалась крепкой и теплой. — Я ждал вас триста лет. Если я ошибся и должен ждать еще триста, я хочу знать, почему. Так что объясните мне, почему вы отказали мужчине, когда он попросил вас стать его женой.
— Потому что я сделала свой выбор.
— Выбор, — презрительно повторил Кэррик и отвернулся. — О, вы, смертные, и ваш проклятый выбор! Вечно с ним носитесь, но судьба настигнет вас в конце концов.
— Может быть, однако до тех пор мы сами выбираем, как нам жить.
— Даже если выбираете неправильно? — Он повернулся к ней, искренне озадаченный.
— Да, даже если неправильно. Мы такими созданы, Кэррик. Мы не можем изменить свою природу, свой характер.
— Вы любите его? — Кэррик увидел ее сомнения и улыбнулся. — Леди, вы возьмете на себя труд солгать иллюзии и мифу?
— Нет, я не стану лгать. Я люблю его.
Кэррик со стоном воздел руки к небу.
— Тогда почему вы не хотите принадлежать ему?
— Я никогда больше не стану ничьей вещью. — Голос Джуд окреп, в нем зазвучала уверенность. — Если я и буду принадлежать кому-то, то только на равных правах. Я когда-то отдала себя мужчине, который не любил меня, потому что это казалось разумным, и потому…— Нет, я не стану лгать. Я люблю его.
Кэррик со стоном воздел руки к небу.
— Тогда почему вы не хотите принадлежать ему?
— Я никогда больше не стану ничьей вещью. — Голос Джуд окреп, в нем зазвучала уверенность. — Если я и буду принадлежать кому-то, то только на равных правах. Я когда-то отдала себя мужчине, который не любил меня, потому что это казалось разумным, и потому…
Джуд закрыла глаза на мгновение, понимая, что никогда не признавалась в этом даже самой себе.
— Потому что боялась остаться одна. Ничто не пугало меня больше, чем одиночество. Но я поняла, что это неправильно. Я учусь жить одна, учусь любить себя, уважать себя такой, какая я есть.
— Значит ли это, что, научившись быть одинокой, вы должны оставаться одинокой?
— Нет. — Джуд вскинула руки и резко повернулась. — Мужчины… — пробормотала она. — Почему мужчинам надо все раскладывать по полочкам? Просто для того, чтобы стать счастливой, необязательно выходить замуж. Я не изменю свою новую жизнь, не стану рисковать, бросаясь очертя голову в замужество, только если не захочу этого больше жизни. Я не выйду замуж, пока не пойму, что для моего мужчины я на первом месте. Я, Джуд Фрэнсис Мюррей.
Последние слова она почти выкрикнула, прижав руку к сердцу. Кэррик задумчиво смотрел на нее.
— На меньшее я не соглашусь. Да, я люблю Задана, да, мы любовники, но я не стану падать в обморок от восторга, услышав, что ему нужна жена и на меня пал его выбор. На этот раз выбирать буду я, уж будьте уверены.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, Джуд с вызовом взглянула на Кэррика и вдруг поняла: она только что облекла в слова все, что копилось в ней. Да, она никогда-никогда не согласится на меньшее.
— Я думал, что не понимаю смертных, — помолчав, произнес Кэррик. — Но теперь я думаю, что не понимаю смертных женщин. Объясните же мне, Джуд Фрэнсис, почему одной любви мало?
Она тихо вздохнула.
— Вот так уж.
— Почему вы говорите загадками?
— Потому что, пока вы сами не поймете, бесполезно объяснять. А когда поймете, то никаких объяснений не понадобится.
Кэррик что-то пробормотал по-гэльски, покачал головой.
— Помните, что выбор, единожды сделанный, может сотворить судьбу или разрушить ее. Запомните это.
И он растворился в воздухе.
Эйдан злился на женщин не меньше Кэррика. Он посмеялся бы, если бы ему сказали, что уязвлено его самолюбие. Он обозвал бы идиотом того, кто сказал бы, что его горло обжигает тревога. Если бы тот же идиот сказал ему, что сердце болит от обиды, он бы вышвырнул его из паба.
Но он чувствовал все это: и злость, и тревогу, и обиду, и боль. И растерянность в придачу.
Он был так уверен, что понимает Джуд, что знает ее душу и сердце так же хорошо, как ее тело. И было унизительно сознавать, что он допустил промашку. Конечно, он поспешил, но он и мысли не допускал, что она так холодно, так небрежно отвергнет его предложение.
Боже милостивый, он предложил женщине, своей единственной женщине, выйти за него замуж, а она улыбнулась, небрежно сказала «нет» и вернулась в дом к гостям.
Его милая, застенчивая Джуд Фрэнсис, не колеблясь, смерила его холодным взглядом и отказала наотрез. В этом не было никакого смысла, ведь понятно же, что они созданы друг для друга, как два звена длинной цепи. Эйдан отчетливо видел эту цепь, сплетенную из постоянства и традиций. От мужчины к женщине, от поколения к поколению. Джуд предназначено быть с ним. Им вместе суждено ковать следующие звенья этой длинной цепи.
Вместо того чтобы разбираться в документах, Эйдан метался по своей квартирке над пабом и говорил себе, что должен найти какой-то другой подход. Он умеет уговаривать женщин, добиваться их расположения, побеждать, и доказательством тому его прошлые победы.
Разумеется, тогда он преследовал совсем другие цели. Он постарался отогнать встрепенувшуюся тревогу. Нет, не такие уж другие. Он со своим-то опытом сумеет уговорить женщину выйти за него замуж.
На лестнице послышались шаги, и через несколько секунд, как всегда, не постучавшись, впорхнула Дарси.
— Шон возится на кухне и, как всегда, считает меня девчонкой на побегушках. Он желает знать, заказал ли ты картофель и морковь и пришлет ли Пэтти Райан белую рыбу к концу недели, как обещал?
— Пэтти обещал нам свежую рыбу завтра, а остальное в середине недели. Неужели Шон уже начал готовить? Еще только половина второго.
— Нет, но уже уткнулся в рецепт, который кто-то дал ему вчера вечером на вечеринке, и не помогает мне в зале. Ты наконец спустишься за стойку или так и будешь сидеть здесь и таращиться на стены?
— Я работал, — возразил Эйдан, понимая, что и впрямь тупо смотрит на стены. — А если ты сама захочешь заняться вместо меня бумажной работой, так только скажи.
Его тон насторожил ее. И хотя она прекрасно знала, что Шон и помощница зашиваются внизу, плюхнулась в кресло и закинула ноги на подлокотник.
— Бумажки я оставляю тебе, ведь ты у нас самый умный и деловой.
— Тогда иди вниз и делай свою работу.
— У меня скоро десятиминутный перерыв, и, раз уж я здесь, я возьму его сейчас. — Дарси улыбнулась слишком наигранно, чтобы Эйдан ей поверил. — О чем тоскуешь?
— Я не тоскую.
Дарси принялась изучать свои ногти. Эйдан отошел к окну, вернулся к письменному столу, снова отошел к окну. Дарси молчала. Он не выдержал первым:
— За последние два месяца ты очень сблизилась с Джуд.
— Надеюсь, что так. — Дарси ехидно улыбнулась. — Правда, мы не так близки, как ты с ней. Вы что, поссорились? Поэтому ты мечешься тут, как зверь в клетке?
— Нет, мы не поссорились. То-то и оно. — Эйдан сунул сжатые кулаки в карманы. Как ни унизительно, но выбора у него нет. — Что она говорит обо мне?
Дарси не засмеялась, хотя смех распирал ее, только захлопала длинными ресницами.
— Я не трепло и не стану выбалтывать чужие секреты.
— Лишний свободный час в следующую субботу.
Дарси подняла голову. Ее глаза лукаво вспыхнули.
— Ну, почему бы и не сказать? Что ты хочешь знать?
— Что она обо мне думает?
— О, она думает, что ты красивый, обаятельный и никакие мои слова ее мнения не изменят. Ты вскружил ей голову, ну как же! — нес на руках по лестнице — очень романтичный штрих! — Дарси все-таки рассмеялась при виде его болезненной гримасы. — Не спрашивай, о чем болтают женщины, если не готов это знать.
Эйдан вздохнул.
— Она не очень распространялась о… обо всем?
— О, мы обсуждали каждый вздох, каждый шепоток. — Дарси вскочила, обхватила его лицо ладонями и поцеловала. — Ну, конечно же, нет, дурья твоя башка. Она слишком скромна, хотя мы с Бренной попытали ее немного. Что тебя тревожит? Насколько я могу судить, Джуд считает тебя величайшим любовником с тех пор, как Соломон овладел царицей Савской.— И это все? Секс и романтика, и головокружение на пару месяцев? И больше ничего?
Дарси посерьезнела.
— Прости, ты расстроен. Что случилось?
— Вчера вечером я попросил ее выйти за меня замуж.
— Правда? — Дарси прыгнула на него, обвила руками его шею, ногами — бедра. Крепко, как удав. — Но это же чудесно! Я так рада за тебя. — Смеясь, она расцеловала его в обе щеки. — Пойдем скорее на кухню, расскажем Шону и позвоним маме с папой.
— Она сказала «нет».
— Они сразу же приедут, чтобы познакомиться с ней до свадьбы. И тогда мы все… Что?
Дарси вытаращила глаза, и ему стало еще хуже, хотя казалось, хуже некуда.
— Она сказала «нет».
Господи, это я виновата, подумала Дарси.
— Невозможно. Она не это хотела сказать.
— Она сказала это очень уверенно и определенно и еще поблагодарила за предложение. — И это только добавило горечи.
— Какой черт в нее вселился? — Разъярившись, Дарси соскочила на пол и подбоченилась. Ярость, как она уже хорошо знала, гораздо легче перенести, чем чувство вины. — Конечно, она хочет за тебя замуж.
— Она сказала, что не хочет. Она сказала, что вообще не хочет выходить замуж. А все из-за этого ублюдка, который ее бросил. Сравнивала меня с ним, а когда я упрекнул ее, заявила, что больше ей сравнивать не с кем. Господи, почему меня надо с кем-то сравнивать? Я — это я.
— Ты замечательный, ты в десять раз лучше ее бывшего. — Дарси почувствовала себя виноватой, она ведь хотела сделать как лучше. — Может, она просто не готова расстаться со своей американской жизнью?
— Так далеко мы не зашли. И почему бы ей не стать счастливой здесь, если она никогда не была счастлива там?
— Ну… — Дарси глубоко задумалась. — Мне и в голову не приходило, что она не хочет замуж.
— Она не желает смотреть вперед. Я знаю, он сильно обидел ее, и я бы свернул ему шею за это. Но я-то ее никогда не обижу.
— Может, ее душевная рана еще не затянулась. Да и не все женщины жаждут заполучить колечко на пальчик и ребенка под фартук.
Дарси хотела обнять и утешить брата, но обида и гнев еще туманили его глаза, и вряд ли он принял бы утешение.
— Эйдан, я понимаю ее чувства. Она прежде хочет покончить с той своей жизнью.
— Я предлагаю ей не конец, а начало.
— Начало для тебя. — Дарси вернулась в кресло, забарабанила пальцами по подлокотнику. — Я разбираюсь в людях, Джуд не из тех, кто отвергает брак, что бы она ни думала сейчас. Она бы с любовью вила свое гнездышко, просто ей не дали возможности. И она приехала сюда, совсем одна. Может, мы слишком спешим.
— Мы?
— Ты. — Дарси оговорилась, поскольку думала об их с Бренной заговоре. Незачем упоминать об этом, ведь она не виновата, ну, не очень виновата в том, что случилось. — Ладно, сделанного не изменишь, просто двигайся вперед. Убеди ее. — Она улыбнулась. — Не спеши, но покажи ей, что она потеряет, если не примет твое предложение. Ты Галлахер, Эйдан. Галлахеры рано или поздно получают то, что хотят.
— Ты права. — Его разбитое самолюбие начало потихоньку склеиваться. — Пути назад нет. Я просто помогу ей привыкнуть к мысли, что она должна стать моей женой.
Дарси вздохнула с облегчением, снова увидев блеск в его глазах, и похлопала его по плечу:
— Я ставлю на тебя.
18
Разумеется, Джуд не ждет его, во всяком случае, не ждет так скоро, однако, заручившись поддержкой Дарси, Эйдан ушел из паба за два часа до закрытия и пешком отправился к коттеджу Джуд.
Ветер дул с моря, и в прохладном воздухе ощущался привкус соли. Звезды подмигивали сквозь несущиеся по небу рваные облака и совсем исчезли из виду, когда величаво выплыла круглая луна.
Прекрасный вечер для ухаживаний за женщиной, на которой хочешь жениться, подумал Эйдан.
Он нес ей изумительные бледно-розовые розы, украденные из сада Кейти Даффи. Вряд ли Кейти рассердится, обнаружив пропажу, ведь у него такая веская причина.
В окнах коттеджа горел свет, мягкий, радушный. Эйдан представил, что в будущем, когда они поженятся, он вот так же будет возвращаться с работы домой, а Джуд будет ждать его и прислушиваться к его шагам. Он больше не удивлялся тому, как сильно этого хочет, как отчетливо видит это. Вечер за вечером, год за годом, всю жизнь.
Эйдан не постучался — они давно отбросили подобные условности — и вошел. Он сразу заметил, что Джуд успела прибрать дом после вечеринки. Как похоже на нее, с нежностью подумал он. Во всем четкость и порядок.
Сверху доносилась музыка, и он поднялся по лестнице.
Джуд сидела в своем кабинетике, тихо играло радио, под столом у ее ног посапывал щенок. Волосы убраны в узел, пальцы быстро бегают по клавиатуре ноутбука.
Ему захотелось обнять ее, расцеловать, ощутить ее вкус, но вряд ли это было бы воспринято с одобрением в сложившихся обстоятельствах.
Ухаживание, напомнил он себе, должно быть неспешным и нежным. Он подошел к ней тихо-тихо, наклонился и легко коснулся губами ее шеи.
Джуд вздрогнула, но он это ожидал и, посмеиваясь, обнял ее так, что цветы оказались под ее подбородком, а его губы — у ее уха.
— Ты так красива, дорогая, так увлечена. Какую сказку ты рассказываешь?
— О, я… — Он не ошибся, она не ждала его. Не то что так скоро, она вообще не думала, что он придет. Она знала, что была резкой, холодной, и убедила себя, что между ними все кончено. И загрустила.
Но он здесь. Он принес ей цветы. И шепчет ласковые слова.
— Это история злого духа и Пэдди Макни. Ее рассказал мне мистер Райли. Чудесные цветы, Эйдан. — Джуд еще не была готова показывать кому-то свою работу, даже ему, а потому захлопнула крышку компьютера и уткнулась носом в розы.
— Я рад, что они тебе понравились. Я украл их, и в любой момент сюда могут явиться полицейские и арестовать меня.
— Я внесу за тебя залог. — Джуд повернулась и взглянула на него. Не сердится, с изумлением и облегчением поняла она. Сердитый мужчина не может так улыбаться. — Я поставлю их в воду и заварю чай.
Когда она встала, щенок заворчал, потянулся и снова свернулся клубочком.
— Сторожевой пес из него не получится, — заметил Эйдан.
— Он просто ребенок, — сказала Джуд, спускаясь по лестнице. — Да у меня и сторожить-то нечего.
Какое удовольствие снова вернуться к привычным отношениям, к дружбе и флирту. Вряд ли стоит обсуждать вчерашнее. Зачем упоминать то, что чуть не поссорило их?
Наверное, Эйдан сожалеет о своем предложении и даже рад, что она отказала ему. Почему-то эти мысли возродили то темное и неприятное, что кипело в ней накануне, и она поспешила прогнать их. Джуд налила воду в бутылку с широким горлышком и поставила в нее цветы. — Еще нет и десяти. Ты закрыл паб? — спросила она Эйдана, посмотрев на часы.
— Нет, ушел пораньше. Имею право. Я скучал по тебе, — добавил он, обняв ее. — Ты же ко мне не пришла.
— Я работала. Я не думала, что ты хочешь меня видеть. Ты же разозлился на меня?
Эйдан наклонился, легко коснулся губами ее губ.
— А я помешал тебе. Но раз уж я здесь… — Он отстранился. — Ты погуляешь со мной, Джуд Фрэнсис?
— Гулять? Сейчас?
— Сейчас. — Он потянул ее к задней двери. — Чудесный вечер для прогулки.
— Темно, — возразила Джуд, уже стоя на заднем крыльце.
— Светло. Луна и звезды. Самый лучший свет. Я расскажу тебе историю о королеве фей, которая выходила из своего дворца только по ночам при свете луны. Потому что даже фею можно заколдовать, и королева фей при дневном свете превращалась в белую птицу.
Держась за руки, они брели по тропинке, и Эйдан рассказывал свою историю, историю одинокой, блуждающей ночами королевы фей и черного волка, которого она однажды нашла раненым у подножия скал.
— Волк настороженно смотрел на нее изумрудно-зелеными глазами, но ее жалостливое сердце побороло страх. Она ухаживала за ним и лечила его. Он стал ее спутником, бродил с ней по холмам и скалам ночь за ночью, а когда над морем вставала заря, фея покидала его. Трепетали белые крылья, и печально кричало разбитое сердце.
— И никак нельзя было разрушить заклятье?
— О, всегда найдется способ, не так ли? — Эйдан поднес их соединенные руки к губам, поцеловал ее пальцы и повел выше по горной тропинке, туда, где под грохот моря завывал ветер.
Лунный свет разливался по высокой зеленой траве, превращал камешки, усыпавшие тропинку, в серебряные монетки, а изъеденные ветрами и временем валуны в горбатых эльфов.
— Однажды утром в полях охотился юноша. Он был беден и голоден и мог надеяться лишь на свой лук и стрелы в колчане. Давно он не встречал никакой дичи, и в тот день не попалось ему ни кроликов, ни оленей, а голод уже одолевал его. Вдруг он увидел парящую белую птицу и, думая лишь о своем желудке, натянул тетиву, выпустил стрелу и сбил птицу. Осторожнее, дорогая.
— Неужели он убил ее?!
— Я ведь еще не закончил, не так ли? — Эйдан повернулся, притянул Джуд к себе и замер, наслаждаясь ее близостью.
— Птица испустила крик, полный боли и отчаяния, и этот крик разбил сердце юноши, хотя его голова кружилась от голода. Он подбежал к ней, увидел ее глаза, синие, как озера. Его руки задрожали, ибо он узнал эти глаза.
Эйдан обнял Джуд одной рукой и снова повел по залитой лунным светом тропинке.
— Хотя юноша совсем обессилел от голода, он лечил ее, как мог, укрыв в этих скалах. Он разводил огонь, чтобы согревать ее, охранял ее и ждал заката.
Они поднялись на вершину утеса и остановились, глядя на темное море. Волны накатывались на скалы в первобытном мощном ритме.
— Что было дальше? — спросила Джуд.
— А было вот что. Когда солнце зашло и ночь сменила день, птица начала меняться, как и юноша. Птица превращалась в женщину, а юноша в волка, и на одно краткое мгновение их руки чуть не соприкоснулись, но превращение уже завершилось. Потянулась долгая ночь. Женщина была слишком слаба, чтобы помочь себе, но волк не отходил от нее, согревал ее своим телом и охранял теплившуюся в ней жизнь. Ты замерзла? — спросил Эйдан, почувствовав ее дрожь.
— Нет, — прошептала Джуд. — Как трогательно.
— И это еще не все. Ночь снова перетекла в день, и снова день перетек в ночь, и каждый раз у них было лишь одно краткое мгновение, чтобы коснуться друг друга, но и в этом им было отказано. Он не покидал ее, чтобы поесть, ни в образе человека, ни в образе волка и уже умирал от истощения. Чувствуя приближение его смерти, она собрала все оставшиеся силы, чтобы спасти его, а не себя. Ибо любовь к нему была для нее важнее собственной жизни. И снова заря замерцала в небе, и они потянулись друг к другу, понимая, что надежды нет. Она знала, что это ее последний восход, однако в этот раз их самопожертвование было вознаграждено. Их руки встретились, и наконец мужчина взглянул на женщину, а женщина на мужчину. И первыми их словами были слова любви.
— И они жили долго и счастливо?
— Еще лучше. Он оказался королем эльфов далекой страны и взял королеву фей в жены. И до конца своих дней они вместе встречали все рассветы и закаты.
— Чудесно! — Джуд положила голову на его плечо. — Как и здесь.
— Это мое место. Во всяком случае, я еще в детстве, когда карабкался сюда посмотреть на океан и помечтать о дальних странах, считал его своим.
— И ты хотел путешествовать?
— Да. Повсюду. — Он прижался лицом к ее волосам и подумал, что здесь и сейчас у него есть все, что ему нужно. Но она думает иначе. — А куда ты хотела бы отправиться, Джуд?
— Не знаю. Я никогда всерьез не задумывалась.
— Тогда подумай сейчас. — Эйдан усадил ее на камень и сел рядом. — Из всех мест на свете, что ты хотела бы увидеть?
— Венецию! — воскликнула Джуд и засмеялась, поняв, что это желание давно жило в ней. — Я думаю, мне понравилась бы Венеция с ее чудесными дворцами, величественными соборами и темными каналами. И еще винные области Франции, бесконечные виноградники, старые фермы, сады. И Англию я хочу увидеть. Лондон, конечно, музеи, исторические места, а еще больше — провинцию. Прибрежные скалы Корнуолла. Я хотела бы увидеть страну короля Артура.
Никаких тропических островов и знойных пляжей, никаких экзотических мест для моей Джуд, подумал Эйдан. Романтику и традиции, и легенды, вот что она хочет.
— Все это совсем не далеко отсюда. Поедем вместе, Джуд, и посмотрим все эти места.
— О, конечно! Улетим этой ночью в Венецию и вернемся через Францию и Англию.
— Ну, так быстро вряд ли получится, а все остальное точно, как я задумал. Ты подождешь до сентября?
— О чем ты говоришь?
О медовом месяце, чуть не сказал он, однако решил на этот раз проявить осмотрительность.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной. — Эйдан снова взял ее за руку, расцеловал кончики ее пальцев. — Улетела бы со мной в те романтические, таинственные, легендарные места. Я покажу тебе замок Тинтагел, где зачат был Артур в ту ночь, когда Мерлин заколдовал короля Британии Утера, чтобы прекрасная Игрейн приняла его за своего мужа. Мы остановимся на одной из французских ферм и будем пить домашнее вино и заниматься любовью на мягкой перине. Мы будем плавать по венецианским каналам и любоваться величественными соборами. Тебе ведь понравится, дорогая? — Да, конечно. — Как красиво он говорит, словно рассказывает одну из своих историй. — Только это невозможно.
— Почему?
— Потому что… У меня работа, и у тебя тоже.
Эйдан тихо засмеялся и, отпустив ее пальцы, стал целовать ее шею.
— И ты думаешь, что мой паб разрушится, а твоя работа убежит? В конце концов, что такое две недели по сравнению с вечностью?
— Да, ты прав, но…
— Я видел все места, которые ты назвала. — Эйдан добрался до ее губ. — Теперь я хочу увидеть их с тобой. — Лаская ладонями ее лицо, он стал растворяться в ней, в ее вкусах и ароматах. — Поедем со мной, дорогая, — прошептал он, прижимая ее к себе все крепче, чувствуя ее дрожь.
— Я… я должна вернуться в Чикаго.
— Не уезжай. — Его губы становились все горячее, все настойчивее. — Останься со мной.
— Не знаю… — Джуд не могла собраться с мыслями. Только она ловила одну, как та выворачивалась, распугивая остальные. — Да, может быть… — В конце концов, что такое пара недель? — В сентябре. Если ты уверен…
— Я уверен. — Он вскочил на ноги, подхватил ее, довольно ухмыльнулся, когда она охнула от испуга и обхватила его за шею. — Неужели ты думаешь, что я уроню тебя, особенно теперь, когда ты моя? Я хорошо забочусь о том, что мне принадлежит.
О том, что ему принадлежит? Джуд встревожилась, но, не успев придумать ответ, увидела фигуру за его спиной.
— Эйдан, — прошептала она.
Он напрягся, заслонил ее, обернулся и расслабился.
По скалам шла женщина, почти прозрачная, но ее волосы и лицо словно светились в лунных бликах.
— Красавица Гвен ищет потерянную любовь. — Его сердце дрогнуло от жалости при виде слез на ее щеках.
— Как и Кэррик. Я опять видела его сегодня. Я разговаривала с ним.
— Ты подружилась с эльфами, Джуд Фрэнсис. Соленый ветер ласкал ее лицо, окутывал запахом моря. Рука Эйдана, сильная, теплая, обнимала ее. Но ей казалось, что стоит ей пошевелиться, и все исчезнет.
— Мне иногда кажется, что все вокруг меня — это сон, и я снова проснусь в своей кровати в Чикаго, и все это исчезнет, и сердце мое разорвется.
— Тогда твое сердце в безопасности. — Эйдан наклонил голову, поцеловал ее. — Это не сон, поверь мне.
— Ей, наверное, тяжело видеть здесь влюбленных. — Джуд оглянулась. Золотистые волосы призрака разметались на ветру, щеки были мокрыми от слез. — У нее и у Кэррика нет даже того мгновения на восходе и закате.
— Одно-единственное решение может творить судьбы или разрушать их. — Джуд с изумлением уставилась на него, услышав в его словах отголоски слов Кэррика. Эйдан погладил ее волосы. — Ты расстроилась. Идем домой.
— Да, так грустно смотреть на нее. — Джуд крепко сжала руку Эйдана, поскольку спуск оказался труднее подъема. — Я хотела бы поговорить с ней и сама не верю, что хочу поговорить с призраком. Но я в самом деле хочу. Я бы спросила, что она чувствует, о чем думает, чего желает и что она изменила бы.
— Ее слезы подсказывают мне, что она изменила бы все.
— Нет, женщины плачут по самым разным причинам. Если все изменить, ей пришлось бы отказаться от детей, которых она носила под сердцем, растила, любила. Я не думаю, что она могла или хотела бы отказаться от них. Кэррик слишком многого требовал от нее и не понимал это. Может, когда-нибудь он поймет, и тогда они обретут друг друга.
— Он просил лишь то, в чем нуждался, и отдал бы за это все, чем владел.
— Ты думаешь, как мужчина.
— Я и есть мужчина, так как же еще я могу думать?
Джуд рассмеялась, почувствовав уязвленную гордость в его голосе.
— Точно так, как ты думаешь. А женщины думают, как женщины, и поэтому пары часто ссорятся.
— Я готов ссориться время от времени, так как это оживляет отношения. И поскольку сейчас я думаю, как мужчина… — Он подхватил Джуд на руки и оборвал ее изумленный вздох, прижавшись губами к ее раскрытым губам.
Как поцелуй может быть одновременно нежным и обжигающим? Таким нежным, что слезы подступают к глазам, и таким жарким, что плавятся косточки? Джуд все больше погружалась в нежность, перетекающую в неутоленную жажду страсти.
— Ты хочешь меня, Джуд? Скажи, что хочешь.
— Да, я хочу тебя. Я всегда тебя хочу.
— Люби меня здесь, — прошептал он. — В лунном свете.
Она вынырнула из забытья, жадно глотая ртом воздух.
— Здесь?
Ее реакция развеселила бы его, но соблазнение, которое он затеял, уже творилось само по себе.
— Здесь, на траве, под ночным небом. — С Джуд на руках он опустился на колени, осыпая ее лицо поцелуями. — Не отказывай мне.
— А если кто-то придет сюда или пройдет мимо?
— В целом мире нет никого, кроме нас. — Он ласкал ее руками, губами, отметая возражения. — Ты так нужна мне, ты сама убедишься в этом.
Трава была такой мягкой, а Эйдан таким горячим. Какое чудо быть нужной, необходимой, и насколько это важнее здравомыслия и выдержки! Его нежность, его неторопливые ласки будоражили ее кровь. Его губы ласкали, шептали обещания.
И она поверила, что нет в целом мире никого, кроме них, и ничего, кроме их отчаянных желаний.
Эйдан стянул свой свитер, и Джуд провела ладонями по его груди. Ее глаза затуманились, тело налилось приятной тяжестью. Эйдан снял с нее туфли, брюки. Он раздевал ее не спеша, наслаждаясь ее телом.
Обнаженная, посеребренная лунным светом, она потянулась к нему.
— Я хочу распустить твои волосы, я люблю, когда они рассыпаются по плечам. — Глядя ей в глаза, он освободил ее волосы. — Ты помнишь наш первый раз?
— Да, я помню.
— Теперь я знаю, что тебе нравится. — Он прижался губами к ее плечу, и ее волосы накрыли его лицо шелковистой ароматной волной. Влажными горячими губами он проложил дорожку вдоль ее шеи. — Я дам тебе все, что ты хочешь.
Он мог бы щедро пировать, но он пробовал ее крохотными глотками, оглушенный, ободренный ее тихими стонами. Он мог бы брать, но он соблазнял. Ее кожа словно издавала едва слышные пленительные звуки под его медлительными ласками.
Она растворялась в нем, в восхитительном, головокружительном сочетании чувств и ощущений. Прохладная трава и разгоряченная плоть, легкий ветерок и хриплый шепот, сильные руки и податливые губы.
Над ее головой светила луна, мерцающий белый диск в темно-синем небе, преследуемый клочковатыми облаками. Крик совы, глухой и требовательный, эхом отзывался в ней.
Джуд выдохнула его имя, качаясь на высокой теплой волне. Он следил за ней, зная, что она в его власти, что он может довести ее до исступления. И пламя вспыхнуло в ней, взорвалось фонтанами брызг. Застигнутое врасплох этим взрывом, столь неожиданным после нежности, ее тело выгнулось, то ли протестуя, то ли ликуя. И Эйдан услышал не стон, а вскрик.— Эйдан! — Она вцепилась в него, в единственную ее опору в этом пошатнувшемся, обезумевшем мире. — Я не могу.
— Еще. — Он схватил ее за волосы, откинул назад ее голову и впился в ее губы. — Еще. До конца. — Его руки, только что такие нежные, впились в ее бедра. — Скажи, что ты хочешь меня. Меня и только меня.
— Да. — Она устремилась ему навстречу, едва не плача от нетерпения. — Ты и только ты.
— Я твой. Ты моя.
Они слились в единое целое. Джуд победно вскинула руки, сплела пальцы в своих спутанных волосах. Она чувствовала, что ей подвластно каждое мгновение удовольствия и сладкого мучения, она дарила и принимала дары, и его тихий стон был для нее лучшей наградой. Она ликующе рассмеялась.
— Еще. На этот раз я уведу тебя за собой. — Она перехватила его руки, прижала его ладони к своей груди. — Не отпускай меня.
Его руки скользили по ее телу, он судорожно дышал, наполняя ее радостью и уверенностью в ее могуществе, и он содрогнулся первым, его руки безвольно упали, когда она прижалась губами к его шее, впитывая в себя дикое биение его пульса.
— О боже, как чудесно! Все должны заниматься любовью под открытым небом. Это так… освобождает.
— Ты похожа на королеву фей.
— Я чувствую себя королевой фей. — Джуд откинула с лица волосы, улыбнулась ему. — Сколько чудес и волшебных секретов! Я так рада, что ты не сердишься на меня. Я была уверена, что ты рассердился.
— Рассердился? Как я мог? — Он собрался с силами, сел и уложил ее себе на колени. — Ты прекрасна. Все в тебе восхищает меня.
Джуд прижалась к нему.
— Вчера вечером ты мной не восхищался.
— Это правда, но теперь мы во всем разобрались.
— Во всем разобрались?
— Угу. Давай наденем на тебя свитер, пока ты не замерзла.
— Что ты имеешь в виду… — Она умолкла, пока он натягивал на нее свитер.
— Вот так. Я сниму его, когда мы вернемся домой.
Он подобрал разбросанную одежду, сунул ей в руки.
— Эйдан, не увиливай. Что значит, во всем разобрались?
— То и значит. — Улыбаясь, он понес ее к коттеджу. — Мы поженимся в сентябре.
— Что? Подожди.
— Я подожду. До сентября. — Он локтем распахнул калитку.
— Мы не женимся в сентябре.
— Женимся, дорогая. А потом отправимся во все те места, которые ты хочешь увидеть.
— Эйдан, я не это имела в виду.
— Но это имел в виду я. — Он довольно улыбнулся, радуясь, что нашел способ все уладить. — Можешь позлиться немного, ничего страшного, ведь мы оба знаем, как все будет.
— Отпусти меня.
— Не сейчас.
Эйдан вошел в дом и стал подниматься по лестнице.
— Я не выхожу замуж в сентябре.
— Ну, до сентября не так долго ждать, там и посмотрим, кто из нас прав.
— Замолчи! Меня бесит твоя уверенность. И я не так глупа, чтобы не знать, чего хочу.
— Я вовсе не считаю тебя глупой. — Он внес ее в ванную комнату. — Если честно, дорогая, я думаю, что ты самая умная женщина из всех, кого я знаю. Немного упрямая, но ради бога, я не возражаю.
Он обнял ее крепче, пытаясь дотянуться до крана.
— Ты не возражаешь?
— Нисколечко. И мне очень нравятся молнии, которые сейчас сыплются из твоих глаз. Я нахожу это… стимулирующим.
— Эйдан, поставь меня.
— Пожалуйста. — Он поставил ее в ванну, прямо под хлынувший душ.
— Черт побери!
— Ах, твой свитер намок! Не волнуйся, дорогая, сейчас все исправим. — Преодолевая ее сопротивление, Эйдан стянул с нее мокрый свитер и бросил его на пол.
— Убери руки! И я сама во всем разберусь.
— Ты уже разобралась, как и я, только еще не поняла это. Я бы сказал, что точно знаю, чего хочу, а ты только думаешь, будто знаешь, чего хочешь. Однако… — Он отвел мокрые пряди с ее лица. — Если ты так уверена в себе, тебе не о чем беспокоиться. Давай просто наслаждаться временем, проведенным вместе.
— Не в этом дело…
— Ты хочешь сказать, что тебе плохо со мной?
— Нет, конечно, но…
— Или что ты не знаешь, чего хочешь?
— Я знаю, чего хочу.
Эйдан прижался к ее лбу.
— Вот и ладно. Что плохого в том, чтобы дать мне шанс изменить это?
— Я не знаю. — Но что-то должно быть. Ей не хватает благоразумия, а она должна быть благоразумной, даже если стоит голая под душем. — Эйдан, мы говорим не о капризах. Я отношусь к этому очень серьезно, и я не передумаю.
— Хорошо. В добрых ирландских традициях мы заключим пари. Ставлю сотню фунтов на то, что ты передумаешь.
— Я не заключаю пари по таким серьезным поводам.
Эйдан пожал плечами, взял мыло.
— Если ты боишься потерять деньги…
— Не боюсь, — прошипела Джуд, тщетно пытаясь понять, в какой момент он загнал ее в ловушку. — Две сотни.
— По рукам. — И он поцеловал ее в кончик носа, скрепляя сделку.
Нора Робертс