глава 44 Живи ради меня, mon etoile

Антон Дериндяев
Настала осень, Жан очень чутко спал в последнее время. Разбудить его мог даже малейший шорох за окном или тихое, едва различимое поскрипывание половицы наверху. Поэтому от звука твердых, гулких шагов внизу он уже открыл глаза и начал подниматься с кровати. Было еще так рано, на улице не начало светать, но первые петухи пропели. Спешно спустившись вниз в ночной сорочке, блондин открыл дверь, понимая, что за ней кто-то стоит. С покрасневшим от холода носом на улице стоял мужчина роста чуть ниже среднего, его седые волосы были завязаны в хвостик на затылке черной лентой, гость Жана имел очень густые, выразительные брови и усы. Брови, к слову не успели поседеть, они все еще оставались смольно-черными. Узнать мужчину было не тяжело, если тебе знакома одна конкретная девушка. Со своей дочерью мужчина делил орлиный нос с горбинкой и темно-карие глаза с восточным разрезом. Жан сразу же пригласил Герцога Ришара вовнутрь, чтобы тот смог согреться. По выражению лица Фабьена нельзя было сказать, что он этому обрадовался.

“Вот ты значит где, злоумышленник. Даже и пальцем не пошевелишь чтобы спасти Луизу.” - старик обратился к Жану.
“Она запретила мне приближаться к ней. Четко дала понять, что меня пристрелят, если я только сунусь.” - блондин смотрел на мужчину сверху вниз, но Герцог уверенно смотрел ему в глаза.
“Ты подлая крыса, это ведь ты ее затянул туда, так? Запудрил девчонке голову, а она и рада верить. И как, наслаждаешься средствами, которые получил?” - Фабьен все ближе подходил к блондину.
“Я ее пытался забрать из дворца, все еще пытаюсь.” - Жан не желал грубить отцу Луизы.
“Твоим словам - грош цена. Чертов жулик, ты со своей преступной компание й прибрал все денежки к рукам, а мою девочку оставил там одну. И что же, вот сейчас ей зачитывают смертный приговор, пока ты греешь задницу в постели.” - Герцог поднял руку, но осекся.
“Сейчас? Быть не может, казнь запланирована на 20 октября.” - рубаха Жана начала подергиваться от неровного дыхания.
“Не притворяйся, что тебе не плевать. Уже все красиво выставил - Луиза погубит себя своими же руками. Ну, что же. Надеюсь твоя совесть однажды проснется и ты не подвергнешь таким мукам чью нибудь еще дочь, как сделал это с моими обеими. Хотя, что может знать детоубийца о совести и чести. Прощай, Тухлый Жан.” - скрипя зубами, Фабьен развернулся и ушел не закрыв дверь.

Мелкие капли дождя скатывались по его морщинкам в уголках глаз, это выглядело как слезы, которые он не мог себе позволить. Даже в такой момент странные внутренние принципы Герцога Ришара брали верх над эмоциями. Тяжело дыша он пошел к площади Революции, на которой сегодня гильотируют Луизу. Как же давно он не видел свою дочь и встретить ее при таких обстоятельствах, как сегодня разбивало сердце мужчины на маленькие кусочки. Между ними были разногласия, но он всегда любил ее так же сильно, как и в тот день, когда Луиза появилась на свет.

Когда Герцог скрылся за дверью, Жан отвернулся с гримасой отчаяния на лице. Брови его поползли наверх, он закрыл глаза и шумно выдохнул опершись о деревянный стол. Мужчина сжал глаза, нахмурился, после чего схватил нож со стола и изо всех сил воткнул его в свою левую ладонь, чтобы заглушить душевную боль физической. Забинтовывая руку на ходу, он отправился в общие комнаты неподалеку, в которых спали члены его шайки. Разбудив всех, они начали готовиться к тому, что предстоит пережить сегодня.

В комнатах Версаля сегодня было необычайно тихо, лишь в северном крыле группа людей не умолкала с самой ночи. Трюффо и Бордью сидели в окружении своих приспешников, какая же странная была эта компания. Новоиспеченная элита Франции давилась дорогими закусками, пропивая это все красным вином. Готовые как никогда принять бразды правления, путем свержения королевской четы. Собирались ли они отдать власть народу? Конечно же нет. Эти гнусные людишки лишь хотели прибрать все к своим рукам. Как эти абсолютно несовместимые люди пришли к общему согласию, все еще остается загадкой. Гордая и зазнавшаяся госпожа Бордью, что морит свою прислугу голодом, а раньше так и вовсе принимала ванны из их крови. До боли жадная Елена, терпящая измывательства мужа, только и ждет когда же мужчина отправится на тот свет, чтобы стать богатой вдовой. А пока она время от времени подворовывает у него деньги. А ее гневливый муженек - сущий дьявол, запирает свою жену дома. Но что страшнее, так это ярость с которой он сокрушается на Елену из-за ее невозможности родить детей, видать позабыл, что выносить ребенка она не может из-за постоянных побоев с его стороны. Завистливая и никчемная Кэтрин так рьяно старалась подружиться с королевой, иметь хоть каплю того, что есть у Луизы. А когда у нее не вышло, она начала злословить и от обиды своей плеваться  ядом. Так у нее и вышло настроить многих против ее величества, но злое дело нехитрое, как вам известно. Ах Лидия! Чего же стоит наша святая Лидия, вечно унылая и жалкая Лидия… Никто никогда в жизни не слушал ее, она как серая мышь. Настолько невзрачному и тусклому человеку сложно добиться внимания, даже отдавшись кардиналу она не получила того, что хотела. Ей воспользовались и выкинули, как обычно и поступают со столь убогими людьми. После этого она лишь больше уверовала, как ни странно. О чревоугоднике Тристане, воровавшем еду с банкетов нечего говорить, он уже отжил свое, а вот любовник его все еще жив и здоров. Здоров он правда относительно, старый похотливый козел Александре собрал в своих чреслах все известные человечеству болезни разврата, и даже пару тех, что неизведанны. Чистотой рассудка он тоже не блистал, ну разве здоровый человек будет сношаться с козлом или заковывать свой фаллос в железную клетку? Ну и я о том же. Можно было уверенно сказать, эти люди обречены на неудачу, только вот где и когда? Пока они сидели, распивая алкоголь, между ними шла беседа.

“Свержение неугодной, в первую очередь нам королевы – это не преступление, а акт благородства. Мы возложим на себя бремя руководства и направим Францию к новому, светлому будущему.” - месье Трюффо как всегда выступал лидером в этой компании.
“Неужели мы дожили до этого дня, наконец-то я покажу этой выскочке, где ее место!” - смеялась Бордью.
“С радостью посмотрю на то, как ее пустая башка летит с плеч. Хочу заглянуть в пустые глаза, когда головешку Луизы поднимут из корзины.” - Даниэль улыбался, обнажая темные десна.
“Ловко мы провели этого тухлого уродца, Сержи поработал на славу.” - встряла Кэтрин.
“Ну а с чего бы ему работать плохо, после того, как его мать казнят, винодельня и бордель перейдут в его собственность. Хотя может он и борделем сыт будет, нечестивец.” - поддержала разговор Лидия.
“А каков молодец Анри, так наврать Жану. Да еще чтобы тот поверил… Он слишком полагается на своих людей. Мальчишка такой неприметный, а дело свое знает.” - сказал Александре.
“Да! Жаль остальных не удалось прогнуть, но нам и одного хватит.” - Бордью резко взвизгнула.
“Нам пора выдвигаться, вы собирайтесь. А мне еще нужно наведаться к нашей мученице, кто-то ведь должен сопроводить ее на казнь.” - Александре похлопал по плечу Лауру и вышел из комнаты.

В покои Арлекины он вошел без стука, она сидела в ночной сорочке с платком из белого муслина, накинутым на хрупкие плечи.

“Доброе утро Луиза, вижу вы принарядились.” - сказал мужчина, когда взгляд его упал на лиловые туфли с бриллиантами.
“Должна же я хоть как-то себя порадовать сегодня.” - она отвернулась, не желая видеть мерзкую морду Трюффо.
“Поднимайтесь, карета за вами уже прибыла. Мне выпала честь сопровождать вас на казнь.” - самодовольно улыбался Александре.
“Окна в покоях есть, и без вас вижу.” - ответила девушка и пошла к выходу.

Мужчина оторопел от той уверенности, что исходила от Арлекины. Она решительно шла на собственную казнь прямо перед ним. Обобрав бы дочиста все фермы Франции, разорив деревни и выкупив все в городских лавках, Александре бы никогда в жизни не собрал столько яиц, чтобы вести себя столь смело. Забравшись в повозку с солдатами, Луиза оттолкнула Александре, попытавшегося влезть ногой.

“Пока я здесь королева, это отродье не сядет со мной в одну карету. Я не смогу вытерпеть смрад крови, что на его руках и умру здесь не доехав до гильотины.” - она спокойно сказала.
“Да как ты смеешь, худородная.” - поправив парик, месье Трюффо смотрел на солдат в ожидании поддержки.
“Вы поедете отдельно, мы не можем терять время.” - сказал гвардеец.
“Стоять!” - выкрикнул мужчина и схватился рукой за дверной проем кареты.
“Трюффо, роя мне могилу, не угодите в нее сами.” - ответила Арлекина и захлопнула дверь, прибив ему пальцы.

Холодное и влажное, но солнечное осеннее утро. Лучи, изредка пробивающиеся сквозь облака дают небольшую, но надежду на то, что все будет не так плохо. Хотя Луиза и знает, что чувство это коварно и обманчиво, ведь избежать казни на площади, полной солдат не выйдет. Карета прибыла к площади Революции около десяти часов утра. Злые, жадные до крови горожане уже стояли в ожидании главного события осени. На рваном тряпье неприглядных цветов вроде коричневого или серого были нацеплены абсолютно безвкусные кокарды в цветах революции. Толпа пестрела красными, белыми и синими деталями. Какими же важными они себя чувствовали, даже не осознавая, что после Луизы придут люди еще более ненасытные и оставят народ без гроша. Возможно, питаясь помоями или же и вовсе умирая от голода, революционеры пожалеют о своем решении, но будет уже поздно.

Ночь была бессонной для многих людей королевства, и одна прачка, проживавшая на окраине Парижа не исключение. Женщина, как и все остальные услыхала о том, что королева будет казнена утром. Она тут же накинула шерстяной платок, натянула на лысую голову чепец и прихватив мешок монет выдвинулась в центр Парижа. Тонкие кожаные башмачки уже промокли насквозь, подол юбки заляпался грязью, которой были так полны дороги. Несмотря на сильный дождь, она продолжала идти. И вот уже виднеются огни города, не так далеко от площади Революции проживал палач. Домишко у него был скромный, абсолютно ничем не примечательный. По соседству была цветочная лавка. Два, казалось бы, абсолютно противоположных мира были расположены по разные стороны тонкой деревянной стены. Несмотря на то, что работа палача накладывала на нем след, его все же знали как мужчину с добрым сердцем. Женщина, долго решаясь, постучала в дверь. Ее тут же отворили. Грозный мужчина смягчился в лице, когда увидел стоящую перед ним ночную гостью. Он видел всякое, поэтому напуган не был. В нем лишь проснулась жалость к молодой девушке, чье лицо, руки и шея были обезображены шрамами от ожогов. Она сняла чепец, словно в знак приветствия и взгляду палача предстала абсолютно лысая голова без одного уха.

“Чем обязан вашему визиту?” - тихо спросил мужчина.
“Завтра казнят мою сестру… Я…я лишь прошу, чтобы это прошло безболезненно и быстро. Я слышала, что было с королем…” - сказала еще тише девушка и протянула ему мешок с монетами.
“Не беспокойтесь, госпожа. Лезвие будет заточено как следует, она не будет мучаться. А это оставьте себе, вам это больше пригодится.” - он кивнул и мягко оттолкнул ее руку с мешочком.
“Вы так добры, господин. Доброй вам ночи.” - поклонилась девушка.
“Постойте, ваша одежда… Вы долго шли до меня?” - спросил он.
“О да, я живу на окраине. Но это пустяки.” - она улыбнулась, от чего шрамы жутко растянулись.
“Оставайтесь у меня, я живу один. Вы должно быть замерзли, я недавно приготовил луковый суп с сухарями, он еще теплый.” - обеспокоенно смотрел палач.
“Господин, простите.” - девушка замешкалась.
“Меня зовут Поль, прошу пройдемте. Я не могу позволить даме уйти, хотя бы пока вы не согреетесь.” - он неловко улыбнулся.
“Очень приятно Поль, я Ольга. Вы хороший человек, благодарю вас.” - она грустно вздохнула и вошла в дом.

Поль был необычайно добр к своей гостье, он заботливо предложил ей сухую одежду и предоставил свою комнату, чтобы передохнуть. Сам же он спал на плаще, который постелил на кухне у котла для готовки. Всю ночь он думал о судьбе бедной девушки, но в какой-то момент все-таки провалился в глубокий сон.

Возвращаясь к самой казни, когда королеву подвели к подножию гильотины, ее встретил Поль. Он не стал дожидаться Александре, который задерживался и отсек девушке ее длинные, темные волосы. Теперь она походила на цыганского парнишку, который подворовывает в бедных районах. Он предложил Луизе последнюю кружку воды перед казнью, она отказывать не стала. После первых глотков она почувствовала, как ее тело расслабляется и понемногу немеет. Должно быть, тело перед смертью уже начинает отказывать само. Хоть она и старалась не выказывать волнения внешне, внутри ей все же было страшно как никогда прежде. Время настало и ей сказали подниматься на эшафот, толпа радостно заревела. Луиза поднялась сама, наступив случайно на ногу палача, она сказала ему тихо:

“Простите, месье, я не нарочно.”

Как же было холодно по пути сюда в этой чертовой ночнушке! Но сейчас она не чувствовала холода и даже не вздрагивала. Перед тем, как склониться у гильотины, она обвела взглядом толпу. Вдруг кто-то закричал:

“Никакой последней речи, казнить ее!”

Эти слова принадлежали Александре, наконец-то добравшемуся до места казни. Руки девушки начали закреплять ремнями в тот момент, как мужчина побежал к эшафоту и стал карабкаться на него.

“Герцог Ришар, нет, пожалуйста! Одумайтесь господин, что же вы творите!” - истошно вопила полная, черная женщина.

На казнь Герцог пришел в сопровождении Черной Мамбы. По ее гладкой коже, цвета эбенового дерева катились слезы. Глаза были красные и опухшие от того, что она неустанно рыдала всю ночь. Так и не смогла смириться. А кто бы смог? Когда дитя, взращенное тобой и так горячо любимое, до смерти любимое, собираются обезглавить на глазах его родителей… Александре подал жест рукой и раздались выстрелы. Фабьен Ришар, весь окровавленный упал на мокрую землю.

“Да что же вы творите, изверги!” - кричала навзрыд мавританская служанка.
“Папа…нет.” - тихо произнесла Луиза сквозь слезы.
“Засунь эту тварь в колодки и руби голову, чего стоишь, увалень тупоголовый. Хочешь на ее место отправиться?” - месье Трюффо визжал как маленькая девочка.
“Да, сир.” - сказал Поль и поправил свою маску.
“Аааа сука!” - его прерывает раздавшийся крик.

В ногу Александре прилетел арбалетный болт, вероятно, повредивший колено. Однако, отследить, откуда он был выпущен было задачей не из легких. Это было сделано абсолютно бесшумно, стрелок мог находиться где угодно.

“Аар найдите эту сволочь!” - вопил Трюффо.

На площади началась стрельба, гвардейцы палили по своим же из мушкетов. Девушке показалось, что в лице молодого солдата она узнала безумно красивые ореховые глаза с морщинками-лучиками, которые были лишь у Малыша Люсьена. Сколько же смертей принесла злосчастная площадь народу Франции! Люди в военных камзолах валялись на земле, словно тряпичные куклы. В этой суматохе никто и не заметил, как мужчина на коне пронесся молнией сквозь площадь. Он остановился у самого эшафота и схватил Луизу. Пока блондин вел девушку к лошади, отбиваясь от находившейся поблизости охраны от его внимания ускользнул Анри, взгляд которого не предвещал ничего хорошего. Направив штык на краю мушкета в сторону Арлекины, предатель проткнул ее бок. Жан без раздумий убил мерзавца и посадив девушку на лошадь, они отправились в направлении подальше от площади. Бойня все еще продолжалась, не стихая ни на минуту.

Пара полностью скрылась из виду лишь на берегу Сены. Обессиленный блондин упал на землю, оперевшись о дерево и положил девушку, что едва дышала к себе на колени. Осенний ветер играл с опадающими листьями, а солнце понемногу садилось. Жан с горечью смотрел на то, как силы покидают его возлюбленную. Кровь проступала бурыми пятнами на белой сорочке, растекаясь все сильнее. Дыхание Луизы было таким слабым и тихим, словно дуновение последнего легкого ветерка перед наступлением зимы. Мужчина нежно гладил ее волосы, не желая прощаться так скоро. Неужели им суждено закончить так?

“Помнишь, как в ту ночь в лабиринте, ты сказала мне… Сказала я хочу засыпать и просыпаться подле вас, хочу ловить каждый ваш поцелуй, я дышу вами.” - он тихо, почти что робко произнес.
“Если же Господь милостив, пусть даст нам шанс.” - хрипя от боли сказала девушка.
“Мой ангел, без тебя мне не мила эта жизнь. Какую ценность она имеет, если в ней нет тебя.” - горячая слезинка скатилась по краю точеных губ мужчины.
“Жан, мое солнце и звезды.” - закашлялась она и тяжело вдохнула.
“А помнишь, что ты мне ответил? Живи ради меня, mon etoile.” - девушка продолжила.

Блондин закрыл глаза, скрывая за веками невыносимую боль.

“Прости уж, что ,кажется, я не сдержала свое обещание.” - брюнетка грустно улыбнулась одними глазами.
“Прошу, не говори эти ужасные слова.” - он горько заплакал и аккуратно приподнял ее.

Подрагивающими губами Жан нежно прильнул ко лбу своей возлюбленной. Его слезинки падали на щеки девушки, а прохладный ветер превращал их в маленькие ледышки. Едва слышно прошептав ему что-то на прощание, она накрыла его ладонь своей, уже холодной. Сена медленно текла, как молчаливый свидетель их тягостной разлуки.

Лето 1793 года, Париж.
Запись из дневника прачки по имени Ольга.
“Не верится, мы пережили зиму! Какое же паскудное времечко наступило. Будучи королевой я и представить не могла, что буду жить в образе искалеченного чудовища, а замуж выйду за палача. Но, видимо, таков уж был Божий замысел. Но Поль прекрасный человек, я никогда не думала, что найду счастье в любви. Недавно мы вместе ходили на рынок, цены, конечно заоблачные. Да и за что? Тухлая, мелкая рыбешка да скисшее молоко. И то, купить их обойдется слишком уж дорого. Нам такое не по карману. Все едят крыс, голубей, если  получится изловить. Вот они, прелести послереволюционной жизни. Мы все в одной большой помойке, точнее и не скажешь. Люди злые как собаки, ни одного счастливого лица на улицах не увидать. Открылась недавно у нас пекарня, местечко премерзкое! Пирожные птифур - излюбленное лакомство добунтовавшихся подонков. Это самое настоящее издевательство над кондитерским искусством. Сахар, если повезет, жир, яйца да мука - вот и все, что требуется. Разжигать печи теперича дорого стало, вот и суют эту маленькую дрянь по триста порций, чтоб успели спечься. На вкус как помои, прекрасно подходит большинству наших горожан. Поскольку продуктов в основном не достать, а на рынок мы все еще ходим, последнее что остается - обменяться сплетнями. От новой власти все тоже не в восторге, так как мы обнищали еще пуще прежнего. Кажется, революционные годы еще не прошли и назревает что-то новое. О страшилке для Парижан - Тухлом Жане уже давно ничего не слышно. Королевская гвардия перебила всех на дворе чудес, там же и закопала, теперь там никто не собирается. Разве что, заглянуть в бордель, которым владеет какой-то жирный мужеложец. Но нам там делать нечего, Полю не нужен никто кроме меня. Его, к слову, уволил хромоногий подонок. Председатель комитета общественной безопасности месье Трюффо. Теперь Поль флорист, как и наша соседка, милейшая старушка. Делает похоронные венки и гирлянды, смертность очень высокая. Ну а я, я все портки стираю. Сейчас у нас, так называемый, период террора. Так его окрестили граждане. Всего у нас хватает, от религиозных преследований (кардинала-то казнили!) до закона о всеобщем подозрении. Казнят всех, кого попало. Но ничего, живем!”


У бурных чувств неистовый конец,
 Он совпадает с мнимой их победой.
Разрывом слиты порох и огонь,
Так сладок мед, что, наконец, и гадок.
Избыток вкуса отбивает вкус.
Не будь ни расточителем, ни скрягой:
Лишь в чувстве меры истинное благо.