Когда в тиши заплачет моя дочь,
Дрожа от страха и ночных кошмаров,
Которые плетет во мраке ночь,
Трясясь, как зверь в разгар лесных пожаров;
Она зовет не бога, а меня.
Я говорю не с тем, чтоб как-то расхвалиться.
Зовет того, кто влезет в полымя
За ней. Ей невдомек молиться.
Хотя б один из них - о нем - вам говорил?
Из детских уст, пришедших в мир недавно
Лилось ли то, что «Он» - творец светил,
А суши и всяк твари здесь - подавно?
Никто из них о нем не говорит,
Пока в чепце старушка не научит,
Что Бог послушным лбам благоволит,
А непослушных до смерти замучит.
Милейшие создания в чепцах:
Одно и то же чрез десятки поколений.
Лишь пересказ одних и тех же фраз,
И череда больших нравоучений.
Я может, что-то чуяла в степи,
Когда одежды растрепал мне ветер,
Когда я вся была в дожде, тоске, пыли,
Не находя себя на белом свете.
Я чуяла закрытый небосвод,
Земля держала ноги мертвой хваткой,
Вопя: сейчас не твой черед,
И запрещала помышлять о гадком.
Тогда я, может, что-то поняла.
Что есть внутри и вне большая сила.
Но не живет она внутри кадила,
И сколько б люд не бил об пол чела
Зачем ей вечно выручать дебилов,
Когда вокруг сочится столько зла,
Что, словно лампочки, взрываются светила?
Но каждый вспомнит миг, когда ОНА - вошла,
И смерть души на милю отступила.
И оттого: права во мраке дочь,
Зовущая по пустякам лишь маму с папой,
Что в связке с ближними старалась превозмочь
Волнения, хоть ужасом объята.
Ей совестно трепать со скуки силу,
И ей - за то - сверкнет во тьме светило.