О
О книге С.Воробьёва "Абхазский алгоритм"
Прикоснуться к новым мирам, странам, людям – это испытать доселе неведомые чувства, состояния, ощущения.
«Когда я говорю об Абхазии, я улыбаюсь…Улыбаюсь безотчётно, непроизвольно» – так с безотчётной улыбки, начинает своё повествование о стране Души писатель, мореплаватель, полярник – Сергей Павлович Воробьёв.
Мореплаватель – стало быть человек, побывавший на шести континентах – даже в холодной, далёкой Антарктиде, познакомившийся с разными странами, народами – их обычаями, традициями, верованиями.
Собственно, обо всём этом писатель и поведал миру в своих четырнадцати книгах прозы и поэзии, таких, как «По ту сторону земного шара», «Дневник одного плавания», «Отдать якорь», «Обречённые выжить», «Все дороги ведут» и другие.
Но ни одна из них не начинается словами «Я улыбаюсь безотчётно и непроизвольно».
Слово для писателя – своего рода исповедь, ключ к сокровищам мира, отражение бытия, как земного, так и небесного.
Приехав впервые в 2022 году в столицу Абхазии Сухум, умудрённый жизнью писатель скажет: «Абхазский народ, я понял, издавна почитает Слово, придавая ему огромное значение... Слово в восприятии абхазского народа не просто живое, а вечно живое, неумирающее. Не оттого ли здание Национальной библиотеки, выглядит как Храм Слова».
Но что же могло послужить поводом для Сергея Павловича Воробьёва, чтобы он, говоря о стране Души, написал « …я улыбаюсь, тем самым отдавая дань абхазскому народу – отзывчивому, чуткому, щедрому, весёлому…с удивительно тонким чувством юмора».
Мне, как редактору последних трёх книг писателя, думается, что именно тонкий юмор, которым пронизаны многие рассказы, новеллы, байки Сергея Павловича, оказался тем ключом, которым он открыл дверцу к пониманию души абхазского народа.
«Абхазский алгоритм» – это прикосновение словом к сути народа, самому сокровенному, глубинному его бытию в самых разнообразных его проявления , при самых разных обстоятельствах – от жанровых картинок на рынке, разговоров в автобусах и маршрутках, знакомства с народным искусством – до святости древних храмом и монастырей.
Сердце любого южного города от Кавказа до Латинской Америки и Африки – это рынок. Здесь, как нигде, можно почувствовать биение пульса народа.
«В жизни мне доводилось бывать не многочисленных рынках, в том числе и на знаменитых восточных, так называемых «мединах». Все они хороши по-своему. Но сухумский хорош, как никакой другой. Здесь можно найти всё, что душе угодно» – замечает путешественник-мореплаватель. И, с присущей ему философичностью, добавляет: «Две с половиной тысячи лет назад Сократ, гуляя по рынку, заметил: « Сколько же здесь вещей, без которых я могу жить! Что бы он сказал сегодня!»
Интересно, чтобы сказал Сократ, гуляя в наше время по городу, увидев на рекламном щите перед столовой надпись «Посидим поедим. Жарим на углях с 1954 года».
Наверное, вместе с нашим писателем удивился бы: «Что они жарят на углях столь долгие годы?». Ну, а взглянув на название кондитерской «Мама испекла», отметил бы: «Мама испекла, стало быть, вкусно».
Жаль, не довелось Сократу вместе с автором «Алгоритма» побывать в Сухуме и проехаться на загородном автобусе, на кабине водителя которого развешаны многоцветные объявления:
Сдачи не клянчить!
Боишься, сиди дома.
Быстро поедешь –
Тихо понесут.
Люби как мать –
Гони как тёщу.
А последнее объявление: «Зайцев не возим, дед Мазай едет сзади» – не смог бы оценить даже гениальный философ. Зато наш замечательный русский писатель тут же отметил: «Водитель был из старшего поколения. Некрасова помнил».
На городском пляже, проходя мимо кафе, Сергею Павловичу бросился в глаза тент, накрывающий кафе, на свисающих краях которого написано: «Живи здесь и сейчас». Под тентом расположились двенадцать солидных мужчин-абхазцев, с удовольствием вдыхающих запах моря и не столько увлечённых напитками и едой, сколько беседой. Сократ, думается, к ним бы с удовольствием присоединился.
Но вот прокомментировать надпись над их головами «Живи здесь и сейчас» так, как это сделал писатель, родившийся спустя два тысячелетия после Рождества Христова, философ бы не смог: «Вспоминаются слова из Евангелия: «Не заботься о завтрашнем дне…». Получается – Живи здесь и сейчас!
Автору в своё время довелось отведать множество блюд разнообразных национальных кухонь, известных всему миру такими блюдами, как итальянская пицца или греческий сувлак: «Хочу признаться, не в обиду грекам, что сувлак, который мы отведали в Агудзере, оказался аппетитнее и сочнее, чем тот, который я ел в Пирее в 1993 году».
Отдав дань сувлаку, писатель неоднократно поёт гимн абхазской кухне во
всём её разнообразии и самобытности: «В витрине одного из множества сухумских ресторанов реклама: «Вкусная кухня! У нас всегда ЕСТЬ что ПОЕСТЬ». Реклама зазывает не просто так. От дорогого ресторана до небольшого кафе или столовой всегда найдётся, что ПОЕСТЬ».
Знаток и любитель самых экзотических блюд мира, моряк-путешественник пробуя «курицу в баже», «хашламу» или, в гостях у нашей замечательной подруги Эммы «мясо по-абхазски» и мамалыгу, с удовольствием замечает: «Надо отдать должное абхазской кухне. Она очень разнообразная, обильная, привлекательная на вид и – главное – необычайно вкусная… Чего только не бывает на абхазском столе: абыста, акуд, акуац – настоящий праздник живота со своим национальным колоритом».
А какой может быть праздник живота без надлежащего вина – красного для мужчин, белого для женщин?
На рынке гостям столицы бросается в глаза большой стенд с полками, на которых расставлены фирменные, литров на десять, контейнеры с краниками.
Реализатор вин, ликёров, коньяков, «всегда приветливый и всегда трезвый» Ашот, предлагает попробовать «Мускатное белое», «Чегем», «Ежевичный звон», а также чачу разных сортов – Персиковую, Барбарисовую, коньяки – «Арарат», «Миндальный» «Классический».
Испробовав «на любой вкус», в итоге «непременно увезёшь с собой в северные края не только солнечную энергию коньяков и чач, но и сердечное тепло изготовителей этих волшебных напитков».
Сердечное тепло, душевность, желание помочь ближнему у абхазцев проявляется везде – на улицах, в кафе, на рынке, в автобусах и маршрутках.
В автобусе «Рынок – ВИЭМ», на котором мы ездим не реже двух раз в неделю, можно наблюдать такую сцену, зафиксированную автором: "Руслан, – обращается к водителю молодая женщина, – мимо магазина поедешь, останови на две минутки, забыла хлеба купить, а дома ни крошки". Останавливаемся. Проворная женщина проскальзывает в магазин и быстро возвращается, но уже с буханкой белого хлеба.
– Спасибо, Руслан, выручил. А то дети не поймут: на рынке была, а хлеба не купила.
Этот эпизод вызывает у русского писателя, повидавшего многие страны и города, горько-ироничное замечание: «Кто бы, например, в Москве, Нью-Йорке, или даже в небольшом городке России вот так остановил автобус?»
И хочется добавить – кто бы из пассажиров при этом не выказал возмущения?
В «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский замечает: «старое правило: не в предмете дело, а в ГЛАЗЕ: есть глаза – и предмет найдётся, нет у вас глаза, слепы вы,– и ни в каком предмете ничего не отыщете. О, глаз, дело важное…»
Это высказывание русского гения я поняла в полной мере после того, как с 2005 года ежегодно бывая в Абхазии поздней весной и ранней осенью, впервые в 2022 году приехала в Сухум вместе с Сергеем Павловичем.
И случилось чудо-чудное! Писатель, в полной мере обладая таким «глазом», по-новому, в полноте своего вИдения, открыл мне самобытность и красоту этого города, по улицам которого я ходила более десятка лет:
«Потрясающее впечатление производят некоторые улицы и переулки Сухума: рядом с богатейшим новым домом, украшенным эксклюзивными балконами с витыми коваными решётками с позолотой, притулился обветшалый, но вполне ещё крепкий дом начала прошлого века. Если его отреставрировать, то он даст фору своему помпезному соседу…Вот мы и видим эклектику благородной бедности и сытого богатства. Но как впечатляет эта мета времени и истории…»
Именно эти меты времени недавней истории – Отечественной войны народа Абхазии 1992-1993г. – прежде всего произвели на меня сильнейшее впечатление, когда я в 2005 году впервые приехала в Абхазию. Не знавшая войны, не видевшая её последствий, я тогда впервые ощутила весь разрушительный её ужас, смотрящий на тебя глазницами разрушенных домов, разбитыми тротуарами, и, особенно, монументальным зданием разбитого войной Совмина с его проросшими внутри кустарниками и деревьями.
И на фоне всего этого – неунывающие, радушные, улыбающиеся жизни мужчины. Именно одному из них – хозяину дома, у которого тогда снимала жильё, я и посвятила своё первое стихотворение об Абхазии. Звали моего солнечного, добрейшего хозяина Мераб.
Мераб – имя древнейшее, арабского происхождения, ставшее популярным у многих народов Востока, а также народов южного и северного Кавказа. Оно символизировало силу, мужество и верность своей земле.
Мераб,
Твоя Абхазия, Апсны, прекрасна!
Отстрой скорей свой дом, из сердца изгони тоску,
Жизнь возродив по зернышку, по лепестку,
Ты скажешь: «Сын мой, в жертву не напрасно
Мы принесли покоя благодатную реку».
Мераб,
Как горы в чёрном одеянье,
Смиренен дух твой перед дальнею грозой.
Но грянет гром, и ты – на поле брани,
И не склонится, воли воин, пред врагами,
Абхаз, о, гордый профиль твой.
Мераб,
Свободы горечь черпая горстями,
Ты знаешь: на земле отцов ты господин,
И нету сил таких, чтобы тебя заставить
Встать на колени в молчаливом покаянье,
Пусть в мирозданье ты останешься один.
Празднуя Победу, люди не забывали о погибших мужьях, братьях, сыновьях. Плач их матерей ещё долго будет эхом отзываться в людских сердцах:
Желанный муж, зажги огонь –
Пусть осветит холодный дом,
Согреет плоть твою, мою,
Мы не забудем ту войну,
И нас соединит печаль,
Прозрачней горного ключа…
Эти впечатления об Абхазии я и увезла с собой в Россию, написав на прощание:
Прости, Абхазия! Прощай!
Душа твоя в златом и чёрном.
В гортанной речи похоронной,
Сестра, твоей свободы зерна
Взрастут, как траура печаль.
Твои, Абхазия, дары –
Сады не в гроздьях винограда –
Дворы под градом рукотворных бурь.
Глазницы черных окон – взоры ада –
Не отражают свет – небесную лазурь.
Прощай, Абхазия! Прости!
России дочь, во чреве лета
Издам короткий крик средь гор.
Кресты – узлами на дорогах-петлях
На память о войне – Всевышнего укор.
Автор «Абхазского алгоритма» в 2022 году напишет так о войне: «Поводом для улыбок не дает только Отечественная война народа Абхазии 1992-1993г. В ней абхазцы показали характер истинного воина»….
Спустя год, в 2023 году, приехав поздней весной в Сухум, мы вновь и вновь улыбались «знакомым и незнакомым лицам, морю, солнцу, щедрой природе», нашим верным подругам Инге и Эмме, пассажирам автобуса, завсегдатаям Брехаловки и тому неповторимому акценту абхазцев, о котором они сами говорят: «В Абхазии без акцента нельзя. У нас всюду акцент».
Этот акцент особенно ярко проявляет себя в неповторимой культуре и искусстве страны Души. Особенно в народных песнях и танцах.
Потрясение! Восхищение! Удивление! Вот, что мы испытали, попав случайно на представление Ансамбля песни и танца «Апсны» из города Очамчира. Какое-такое искусство танца может удивить жителя Петербурга – родины классического русского балета, лучшего в мире, казалось нам? Тем более искусство самодеятельного танцевального коллектива из небольшого абхазского городка.
Но с первых минут появления на сцене этих, как натянутые струны какого-то невиданного инструмента фигур, этого круговорота людей в чёрном, словно связанных с круговоротом небесных светил, этих оторвавшихся от земли к небу в стремительном прыжке мужчин, понимаешь, почему слово «танец» звучит у абхазов, как «акуашара» («аку» – ввысь, «ашара» – свет).
Стихия танца покорила невероятной, вихревой энергией, отточенностью каждого движения, умением чувствовать друг друга в хороводе, сливаясь в одно целое – народ Апсны.
Фундамент любого искусства – религия. Именно религия устанавливает связь с разными уровнями бытия.
Искусство – послание людей из прошлого в настоящее, из настоящего в будущее, направленное сквозь пространство и время.
Языческая вера людей этой древней земли была устремлена ввысь, как стремление подняться от земли, на которой душа то падает, то парит. Музыка и танец были даны человеку самим Небом, чтобы с их помощью, освободившись от земного притяжения, человек сумел взлететь в Надмирное Бытие.
Язычество – естественная природная религия народа. Но религия Откровения даётся человеку Богом.
Религия и искусство сливаются, как две струи в сосуде по имени Культура. Абазины – носители и хранители уникальной культуры. С древних времён абхазы верили в оберегательную силу музыки. Абхазская музыка – это прежде всего уникальный стиль двух и трёхголосного пения, это глубина содержания, богатство мелодических образов, как воплощение национального характера воина.
Одной из основополагающих черт абхазца является «аламыс» – совесть. Из этого понятия возникает столь много героических песен воина-защитника с их торжественностью и строгостью звучания. В абхазском музыкальном фольклоре множество пастушеских, охотничьих, обрядовых песен. Но практически нет женских, за исключением колыбельных.
Тем поразительнее появление на этой земле певицы мирового уровня Хиблы Герзмавы, родившейся в райском уголке Абхазии – Пицунде. Прекрасной вольной птицей небес летит её голос над хрустальными реками, дремучими лесами, стремительными водопадами родной земли со сцен лондонского «Ковен-Гардена», Венской оперы, парижского «Гранд-опера».
Песня «Моя Абхазия» – это и гимн, и молитва, и музыкальное приношение любимой родине жемчужного голоса Абхазии. Услышать его, встретиться с Королевой оперы, для которой музыка – это и любовь, и божественный свет – редкая удача.
И всякий раз, приезжая из туманного Петербурга в солнечную Абхазию, живёт надежда стать зрителем и слушателем её фестиваля «Хибла Герзмава приглашает». На её приглашение откликаются великие музыканты России и мира. Верится, что оказавшись в Абхазии на следующий год, случится побывать на этом великом празднике искусства.
К счастью, есть возможность в любое время года купить билет на самолёт или поезд и оказаться в мире гениального Г.Маркоса, всего лишь переступив порог театра Русской драмы. И стать свидетелями чуда, явление которого в этой жизни всегда поражает.
Роман Г.Маркоса «Сто лет одиночества» с его трансцендентальным миром стал для русского читателя конца 80-х своего рода откровением.
Казалось невероятным, невозможным перевести роман с его мистическим реализмом с языка слова на язык сценического представления. Однако, для человека, наделённого огромным даром видения и проникновения в суть жизни, такое оказалось возможным. Именно таким человеком стала Мария Романова – режиссёр из Петербурга, приехавшая в неблизкую, экзотическую в своём роде Абхазию для работы в небольшом по столичным меркам театре.
И произошло удивительное единение души и таланта русской женщины с душами талантливых абхазских женщин – актрис, воплотивших дерзкий замысел режиссёра во всей возможной и, казалось бы, невозможной полноте.
Трудно назвать это магическое действие, захватывающее зрителя с первой до последней минуты, просто спектаклем с его библейскими сюжетами столетней истории рода, с его лейтмотивом космического одиночества.
Все средства – от сценографии, костюмов, пластики, танца, музыки, жеста задействованы режиссёром столь тонко, изящно, образно, что от действия к действию всё возрастало и возрастало восхищение самим спектаклем и его постановщицей с её фантазией, владением ритмом, композицией и образной структурой действия. Гениальный спектакль, связавший Абхазию с мировыми культурными явлениями искусства.
Какая радость соприкасаться с искусством, культурой и религией народа этого солнечного неповторимого уголка нашей земли!
Вновь, и вновь это вызывает восхищение и восторг. И каждый раз – удивление. А удивиться – это увидеть в другом человеке, народе его Божественную первооснову.
В стране Души никогда не предугадаешь, где и каким образом душа проявит себя, пропоёт в полный голос – голос своего народа.
Услышав этот голос однажды, не сможешь его забыть. Именно об этом в «Абхазском алгоритме» и поведал миру писатель, поэт, мореплаватель, полярник, путешественник Сергей Павлович Воробьёв:
«Когда ачамгур заиграет, а следом за ним апандур, откроется краешек рая под звук неземных партитур».
Ачамгур
Возьми ачамгур троеструнный,
Сыграй музыкант что-нибудь,
Напевным звучаньем подлунным
Меня, чужака, не забудь.
В ночи апандур запандурит
На древний абхазский мотив –
Как мир суетлив и мишурен,
Когда всё кругом во плоти.
Когда ачамгур заиграет,
А следом за ним апандур,
Откроется краешек рая
Под звук неземных партитур.
Я слушаю музыку музык,
Сплетённую из ничего,
МузЫки небесные узы –
Знамение мира Его.
И вот я над Понтом Эвксинским
Абхазии русский пиит…
Всё так далеко и так близко,
Когда ачамгур зазвенит.