Ничто его не предвещало. Река, утомленная многодневной июльской жарой, притихла, и лишь чуть слышно шептала, переваливаясь через обмелевшие перекаты. Совершенно безоблачное небо не подавало никаких надежд на прохладу, а маленькие тучки, уже несколько дней висевшие среди вершин сопок на юге, казались какими-то нереальными.
Кончился материал для вскрытий, нужно было ехать за рыбой. Стасу нужны были окуни, он нашел у них что-то интересное и потому заказал «хотя бы пяток». Окунь на Буюнде – рыба редкая, в окрестностях водится лишь в нескольких местах, да и то, в большинстве из них гарантии на поимку не было никакой. Нужно было ехать на Эльген, на протоку Подкова. В малую воду, да еще в такую жару непроточная вода Подковы нагревалась до температуры парного молока и кишмя кишела всякой живностью, что и привлекало сюда окуней. Только в Подкове, да еще, пожалуй, в Желтой протоке можно было поймать сейчас окуня, но Желтая километров на пять ниже Эльгена, да и избушки на ней нет, а с бензином как всегда напряженка. Нет, ехать нужно только на Подкову.
С утра занимался бытом, заправлял и загружал лодку, готовил обед. Стас спасался от жары в лаборатории, «упаковывал заразу». Наш маленький отряд занимается изучением паразитических червей рыб Буюнды и ее притоков, которая сама является притоком Колымы. Базируемся мы на стационаре, на месте брошенного поселка Верхняя Буюнда, на восточной окраине обширной равнины – Сеймчано-Буюндинской низменности. Со всех сторон низменность окружена горами и сопками, и, наверное, поэтому климат ее летом часто напоминает скорее крымский, чем колымский. Конечно, это может быть и неплохо, такая жара, особенно после бесконечной зимы, но когда тридцать пять в тени на протяжении двух-трех недель, то это уже слишком. Только на лодке, да еще в доме или лаборатории и спасаешься. Вот и Стас, сидит сейчас в прохладе и раскладывает по пробиркам все, что мы извлекли накануне из щук и окуней.
После обеда и традиционной предотъездной сигареты на берегу на веслах вывожу «Прогресс» в реку. Обычно лодка стоит в проточке у самой бани, но сейчас малая вода, а в проточке вообще воды по колено, и мотор можно заводить только на плесе большой протоки, куда впадает наша проточка. «Вихрь», видимо, тоже изомлел от жары, заводится вяло, неровно, но быстро прогрелся, и можно трогаться. Включаю реверс, прыгаю за руль, делаю привычный круг по плесу. Вроде все нормально, мотор работает ровно, вода из контрольного отверстия системы охлаждения бежит уверенной струей, груз уложен ладно, ничего не дребезжит. Махнул Стасу на прощание, добавил оборотов и выхожу на основное русло.
Эльген впадает в Буюнду километрах в двадцати от деревни. На легкой «Казанке» это всего-то полчаса с небольшим, на «Прогрессе» же – минут сорок пять-пятьдесят, если не гнать. Время есть, торопиться особо некуда, да и горючку не хочется жечь понапрасну, поэтому иду в экономном режиме уверенного глиссирования. Благодать! Тихая умиротворенность реки, ровный гул мотора, легкая прохлада от ветерка, идущего от ветрового стекла, лиственницы и березки, до воды склонившиеся с подмытого берега… Так бы и жил на ходу…
Однако, вот и Эльген. Крутой вираж, и вот уже волна от лодки бьет в близкие берега. На скорости проскакиваю две переката, на втором, перед входом в Левый Эльген все-таки слегка чиркнул по дну, но ничего, обошлось. Перед Подковой глушу мотор, дальше только на веслах. Узкий вход в Подкову и ее начало обмелели настолько, что лодка, оставляя глубокую борозду на илистом дне, с трудом продирается сквозь буйную водную растительность. Приходится идти на шесте. Метров через двести начинается глубина, которую растения не могут осилить. Направляю лодку к сломанной березе – от нее и будет стоять первая сетка, вторую поставлю ближе к мелководью. Сети заранее разобраны, весь процесс их постановки отработан до мелочей, и все же проходит больше двух часов, пока, наконец, не вернулся на темную воду Эльгена. Теперь пора подумать и о хлебе насущном.
Ниже Подковы, где сходятся Левый и Правый Эльгены, есть широкий и глубокий омут, в котором может плавать мой сегодняшний ужин. Потихоньку сплавляюсь до омута и подчаливаю к песчаной косе. Эта коса – как журнал учета посетителей сиих благодатных мест. Свежие следы лосей и медведя обычны, а вот эта строчка следов – уже что-то новенькое. Норка!, раньше ее здесь не было. Пока глаза фиксируют все новости, руки привычно собирают спиннинг. Вот интересно: много лет приходится ловить рыбу сетью – работа такая, – но только появляется возможность, сразу же хватаешь удочку. Хотя для знающего человека никакого парадокса нет. Сетью рыбу добываешь для работы или еды, а вот удочкой – ловишь, удочка – это для души.
Омут тих, ни всплеска. Но это еще ничего не значит. До вечера не близко, поэтому ленок может пока и не проявлять активности. В том же, что ленок здесь есть, убеждает многолетний опыт: на этом месте, если только тут не рыбачила какая-нибудь бригада неделю напролет, ленок есть всегда. Несколько первых забросов холостые, поэтому спускаюсь к перекату. Дальний заброс к противоположному берегу, блесну подхватывает течение и выносит на самый перекат. Чуть поддергиваю спиннингом, медленно вращая катушку, и скорее чувствую, чем вижу волну, возникшую метрах в пяти от блесны и идущую ей наперерез. Мягкий толчок, подсечка и вот они вожделенные мгновения борьбы с сильной рыбой, ради которых можно вытерпеть какие угодно лишения. И хотя ленок небольшой, может чуть более килограмма, но все равно восторг от удачи переполняет всю рыбацкую сущность. Разве может все это сравниться с самым добычливым неводным или сетным ловом, хотя, конечно, и в них есть свои прелести и свой азарт.
Еще минут десять рыбалки и в рыбницу к первому ленку отправляется точно такой же второй, а вслед за ним и щуренок, взявший в омуте на одном из последних забросов. Время около восьми, пора и честь знать. Ночевать буду чуть ниже в избушке, называемой в местном народе баней. К ней спускаюсь на моторе, по пути захватив сушняка для костра. Баня – место известное, все рыбаки да охотники останавливаются здесь, поэтому поблизости все дрова собраны, и чем шарахаться по лесу в их поисках, проще подхватить по пути пару сухих листвяшек.
Пока греется вода, переношу все, что нужно в избушку, затем шкерю рыбу и скорее по привычке, чем в ожидании дождя, закрываю лодку тентом. К вечеру стало попрохладней, и сразу же вышел комар, поэтому уху и чай приходится готовить в накомарнике. Но это все временное. Баня – место уникальное: каким бы комариным ни был год, часам к десяти-одиннадцати вечера комар вокруг нее куда-то пропадает. Может быть оттого, что избушка стоит на довольно высоком берегу, среди двух-трех десятков мощных, в два обхвата, лиственниц, а весь мелкий кустарник в радиусе тридцати метров вырублен или вытоптан. Может еще почему, но поздно вечером комара вокруг нее нет, хотя в зарослях, где-нибудь в сотне метров отсюда из-за него света белого не видно.
Наступают сумерки, то самое замечательное время, когда к ночлегу все готово, все дела сделаны, и можно расслабиться. Темноты не будет, июльские ночи на Колыме легкие, светлые. Вместе с угомонившимися птицами затихает и вся тайга. Предвечерний ветерок чуть сморщинил ненадолго воду и река вновь стала как стекло, лишь изредка нарушаемая всплесками хариусов и ленков. В такие благодатные вечера забываешь обо всем мирском, можно часами сидеть у костра, слушая настоящую, живую тишину и размышляя о сущности вещей и явлений. Может быть не только ради азарта, но и из-за таких вот вечеров, наполненных истинной философией и первозданной гармонией всего сущего, мы и стремимся на край света? Может быть…
Утром, когда умывался, заметил, что вода немного прибыла, но, как это часто бывает, не придал этому особого внимания. Утро обещало уже привычно жаркий день, поэтому сразу же, как проснулся, возникла забота, побыстрее снять сети и полным ходом на базу, чтобы материал, то бишь рыба, не испортился. Потому, пока подогревались чай и остатки ухи, быстро собрался, уложил все в лодке, затем позавтракал и … до свиданья баня!
Минут сорок потребовалось, чтобы снять сети, выпутать полтора десятка окуней да пяток щук, затем, не задерживаясь, выгреб из Подковы в Эльген, завел мотор и ходко пошел вниз. Проскочил нижний перекат, даже не чиркнув по дну, затем последний поворот, бросил взгляд на Буюнду и обомлел. Высокой косы, отделяющей Буюнду от Эльгена, не было. Не было и той яркой голубизны воды, которая вчера так жизнерадостно поблескивала на солнце. Вместо нее по реке стремительно несся коричневый поток вперемешку с кустами и деревьями…
Магадан, 24 марта 2000