Бабу утречком уважу -
Придавлю, расщекочу.
Маслом волос напомажу.
Бабе - «Встанешь?»
«Полежу».
Ножик вытащу и ложки,
В ковшике сварю пшено.
Знаю, что давала Лёшке
Баба. А когда? Давно.
Встанет: «Показал мне номер…»
Гладит лысину мою.
Лёшка, слава богу, помер –
С марами уже в Раю.
Там его, конечно, ждали.
Может, и меня ждут там.
Баба в оренбургской шали.
Попросил: «Налей сто грамм».
На свою смотрю блудницу, -
Светлокудра и пышна.
Шаль укрыла поясницу.
Хладом тянет из окна.
Сто – плеснёт, ну тика в тику,
Тихо скажет: «Заслужил».
Я люблю вот так – без крику.
Да, грешила. Да, грешил.
Знаю, что не только Лёха…
Да и те, поди, в Раю.
Вот сидим – я и солоха.
«Сваришь супчика?»
«Сварю».
Позади все фигли-мигли.
Пшёнку в чашечки кладу.
Мы гармонии достигли,
С бабою живём в ладу.
Что-то - дым из поддувала:
Видно – пеплу набралось.
Я спрошу: «Шпаку́ давала?»
«Я!? Шпаку́!?»
И понеслось…