Полба и рожь, гречишная зима,
Хлеб изнурённый дрогнет на ладошке,
Поешь родимый риса и пшена,
Запряжена Слезами чудо-крошка.
С ожесточённой радостью жуют
Златую кукурузу и дагуссу,
Старухи точно дрозофилы мрут,
Сны о еде заморенным по вкусу.
Свинцовая лампадка на костях,
Крупчаткой снег в расселинах-орбитах,
Прославлен побелевший птичий прах,
После тяжёлой толоконной битвы.
Сквозь зубы голод важное шипит,
Никто не слышит этот глас Сознанья,
В землянке лютой свечечка горит,
Варит суп мудрости безумная Меланья.
В костях мучительный, промозглый гул,
Гороховой похлёбкой стынет небо,
Неужто Бог животики надул,
Наполнив лишь гробы запретным хлебом.
Бросил поводья-веточки туман,
Вставай, приехали, деревня Голодуха,
Поешь родимый, тыквенный обман,
Найди за образами пыль и муху.
Стоит столбом серебряный песок,
Клонит ко сну разряженное горе,
Сынок, припрячь черёмуху в носок,
Будешь жевать Свободушку в неволе.
Навстречу Голод, полусвет во тьме,
Приговорённый к сытости умершИй,
Поешь родимый, супик на плите,
В кастрюльке ржавой вертоград черешен.
Заставили страдать ублюдки нас,
Лежит голодный Русский Великаша,
Подайте Чашу, в ней кровавый квас,
Подайте небеса, в них простокваша.
Жестокий Голод как Лицо без глаз
Над пригоревшей, сукровичной кашей.
А ведь Христос съел целый Ад за нас,
Сделавши Рай голодных ещё краше...