Храню в памяти приезд Владыки Иоанна (Снычёва). У него послушник был молоденький и очень весёлый. Его бабушки звали Мишенькой. Он фотографировал бабушек с Владыкой, а сам их смешил. Ему Владыка с добром таким говорил: «Миша, не балУй!» И всем было радостно.
Помню, как перед приездом Владыки мне заплели в косу белую ленту, которую отгладили утюгом. Тогда электричества не было, лампы керосиновые были, а утюг с углями внутри. А потом дали букет цветов, и я его будущему Митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому, Владыке Иоанну, подарила. Но тогда, по детскому неразумию, меня больше впечатляли белые, глаженые, атласные банты. Владыка ночевал в нашем доме в передней избе за занавеской на кровати. А на полу - и в передней, и в задней - было настелено для богомольцев так, что ступить было некуда. Помню, вечером к нам староста церковный Григорий Петрович пришёл, увидел, сколько народу у нас и предложил кому-нибудь к нему перебраться. Почему-то все посмотрели на Шуру Воецкую. Она всё поняла и робко проокала: «А может пО жребию». Всем стало смешно, и она осталась у нас. Да и спали мало, молились, к причастию готовились. А утром Владыка встал и действительно шагнуть некуда. Он улыбнулся и сказал: «Хорошее дело – странников преемчество!». Такая любовь во Христе царила между всеми!
А когда певчие пришли на спевку, Владыка научил их новому для них распеву «Величит душа моя Господа». Так они, в том числе и мамочка моя Любовь Сергеевна, и тётя Паша (Прасковья Константиновна) Карасёва, и тётя Лида Сидорова, и тётя Любаша Сергунина, и Александра Жмакинская всегда, до конца дней своих называли этот распев «архиерейским». Царство им всем Небесное, вечный покой!
А мама готовила в печке щи с грибами, каши. Чугуны были огромные, их только на катке ухватом можно было достать. А свои караваи пекла заранее. Они у неё были чудо как хороши! Да ещё неповторимые её пылушки! А подружка мамина тётя Паша Карасёва пекла пироженчики. Я таких вкусных в жизни больше не ела. Как они дружили с мамой – учиться надо так дружить. Всегда с улыбкой вспоминаю, как поехала тётя Паша в Куйбышев к дочкам. Мама ей своё пальто дала, оно новое было совсем – ведь в город поехала. Приехала назад и говорит, что уверенно себя в городе чувствовала. Своим с гордостью сказала: «Подруга пальто дала». А однажды мама вышла утром во двор, а там змея. Это было уже, когда перестройка началась. И из бора лес стали вывозить. Видимо, растревожили живность. Раньше такого не было. Мама позвонила тёте Паше. Та сразу пришла, змею на палку умудрилась повесить и вынесла со двора.
Они с ней петь любили и умели. В молодости на гуляньях застольные песни пели в два голоса. А потом на клиросе молитвы стали вместе петь. Мама с детства на клиросе пела. А тётя Паша потом с ней тоже стала петь. И в первый раз на клирос пришла на страстной неделе. И они с мамой «Разбойника благоразумного» спели среди храма. Да так молитвенно, что прихожане прослезились.
Все наши страннички у меня в поминании записаны. Молюсь за них и дома, и в храме. Однажды в один из своих приездов в отпуск решила заказать поминальную заказную обедню. С мамой записочки приготовили. Иду к отцу Александру попросить отслужить литургию. А навстречу мне матушка Клавдия. Рассказала она свой удивительный, явный какой-то сон, что в нашем храме и в ограде столько народу стоит! А когда я ей сказала, зачем пришла, она тут же свой сон разгадала: ждут они поминальной обедни. Вот оказывается зачем они собрались в храме! Отец Александр отслужил Литургию и так благостно было на душе!
;За таких людей и молиться легко. В такие тяжёлые времена «веру соблюдшие», не боялись никого, ходили пешком в храм. Это уже позже дорогу сделали из Жадовки до Павловки и автобус пустили.