*
К оврагу вниз пошла дорога.
В конце его настойчивый был слышен шум воды.
Заёрзал тут возница наш на козлах.
«Уж гребля*, - упавшим голосом сказал, - теперь молитесь Богу, вы».
Открылась гребля неожиданно за поворотом.
Немного паники случилося в повозке.
Вода легко неслась, зажатая между гранитных скал.
Чрез Авратынские тут горы** прорывалася, беснуясь, Рось река***.
Вода чрез каменну плотину валом шла прозрачным,
Со грохотом срывалась после вниз.
От этого тут моросила хладна пыль.
А за рекой, по сторону другую гребли, как б взлетали
Ко небу преогромнейшие тополя,
И домик маленький белел. По детству оный помнил я.
*
Коней остановил извозчик прям у гребли
И слез, поправил кнутовищем сбрую, осмотрел
Свой экипаж и головою покачал при этом.
Во экипаже волновались лошади и я, и даже ксендз.
Гнедые лошади, храпя, задравши морды,
В стремительную воду всё ж вошли. Её потоки
Ревели и сбивали лёгкую коляску к краю гребли - он
Неогорожен был. Коляска косо шла, почти бочком.
Железными по камню шинами коляска скрежетала.
Дрожали лошади и упирались, почти что нА воду ложась,
Чтоб с ног потоки оной не сбивали. Хоть кнут, кружась
Над головой извозчика, свистел, всё ж встали
Посередине гребли лошади, при том,
Что самый сильный в этом месте был поток.
*
У тонких ног у наших лошадей
Все в пене водопады бились. Тут возница наш
Вдруг голосом, что полон плача, закричал, сильней
При этом начал лошадей немилосердно он хлестать.
Они ж попятились назад и к самому уж краю гребли
Коляску сдвинули... Лишь в этот миг на берегу заметил -
Мой дядя на серой лошади, он к гребле, к нам скакал,
Размахивал над головой канатом тонким и что-то там кричал.
Он выехал на самую на греблю,
Швырнул вознице тот канат,
Его под козлами он торопливо привязал.
И трое уж коней коляску вытянули на сухую землю...
Размашисто перекрестился ксёндз, извозчик ж подмигнул -
Мол, долго будут помнить балагулу Бергмана****...Как в воду заглянул.
=
Дорога пошла вниз по оврагу. В конце его был слышен настойчивый шум воды. Брегман заёрзал на козлах.
– Гребля! – сказал он упавшим голосом. – Теперь молитесь Богу, пассажиры!
Гребля открылась внезапно за поворотом. Ксёндз привстал и схватил Брегмана за красный вылинявший кушак.
Вода легко неслась, зажатая гранитными скалами. В этом месте река Рось прорывалась, беснуясь, через Авратынские горы. Вода шла через каменную плотину прозрачным валом, с грохотом падала вниз и моросила холодной пылью.
За рекой, по ту сторону гребли, как бы взлетали к небу огромные тополя и белел маленький дом. Я узнал усадьбу на острове, где жил в раннем детстве, – её левады и плетни, коромысла колодцев-журавлей и скалы у берега. Они разрезали речную воду на отдельные могучие потоки. С этих скал мы когда-то с отцом ловили усатых пескарей.
Брегман остановил коней около гребли, слез, поправил кнутовищем сбрую, недоверчиво осмотрел свой экипаж и покачал головой. Тогда впервые ксёндз нарушил обет молчания.
– Езус-Мария! – сказал он тихим голосом. – Как же мы переедем?
– Э-э! – ответил Брегман. – Откуда я знаю как? Сидите спокойно. Потому что кони уже трясутся.
Гнедые лошади, задрав морды, храпя, вошли в стремительную воду. Она ревела и сбивала легкую коляску к неогороженному краю гребли. Коляска шла боком, косо, скрежетала железными шинами. Лошади дрожали, упирались, почти ложились на воду, чтобы она не сбила их с ног. Брегман вертел кнутом над головой.
Посередине гребли, где вода шла сильнее всего и даже звенела, лошади остановились.
Пенистые водопады бились около их тонких ног. Брегман закричал плачущим голосом и начал немилосердно хлестать лошадей. Они попятились и сдвинули коляску к самому краю гребли. Тогда я увидел дядю Илько. Он скакал на серой лошади от усадьбы к гребле. Он что-то кричал и размахивал над головой связкой тонкого каната.
Он въехал на греблю и швырнул Брегману канат. Брегман торопливо привязал его где-то под козлами, и трое коней – двое гнедых и серый – выволокли наконец коляску на остров.
Ксендз перекрестился широким католическим крестом. Брегман подмигнул дяде Илько и сказал, что долго ещё люди будут помнить такого балагулу, как старый Брегман, а я спросил, как отец...
-
*- гребля - «В усадьбу вела через реку каменная плотина – гребля.»
**- Авратынские горы - название части Подольской и Волынской возвышенностей в Тернопольской и Хмельницкой областях.
***- река Рось - правый приток Днепра. Длина 346 км, ширина в среднем течении около 50 м. Питание преимущественно снеговое Места, по которым протекает Рось, удивительно красивы. В Белой Церкви, по левому берегу Роси расположен знаменитый парк «Александрия», бывшее имение господ Браницких.
****- балагул Бергман -
«Полая вода идёт сейчас через греблю валом, и никто, конечно, не согласится переправить меня на остров, даже самый отчаянный балагула – извозчик.
Феоктистов долго соображал, кто же из белоцерковских извозчиков самый отчаянный. В полутёмной гостиной дочь Феоктистова, гимназистка Зина, старательно играла на рояле. От музыки дрожали листья фикусов. Я смотрел на бледный, выжатый ломтик лимона на блюдечке и молчал.
– Ну что ж, позовем Брегмана, отпетого старика, – решил наконец Феоктистов. – Ему сам чёрт не брат.
Вскоре в кабинет Феоктистова, заваленный томами «Нивы» в тисненных золотом переплетах, вошёл извозчик Брегман – «самый отпетый старик» в Белой Церкви. Это был плотный карлик-еврей с редкой бородкой и голубыми кошачьими глазами. Обветренные его щечки краснели, как райские яблоки. Он вертел в руке маленький кнут и насмешливо слушал Феоктистова.
— Ой, несчастье! – сказал он наконец фальцетом. – Ой, беда, пане Феоктистов! У меня файтон лёгкий, а кони слабые. Цыганские кони! Они не перетянут нас через греблю. Утопятся и кони, и файтон, и молодой человек, и старый балагула. И никто даже не напечатает про эту смерть в «Киевской мысли». Вот что мне невыносимо, пане Феоктистов. А поехать, конечно, можно. Отчего не поехать? Вы же сами знаете, что жизнь балагулы стоит всего три карбованца, – я не побожусь, что пять или, положим, десять.
– Спасибо, Брегман, – сказал Феоктистов. – Я знал, что вы согласитесь. Вы же самый храбрый человек в Белой Церкви. За это я вам выпишу «Ниву» до конца года.
– Ну, уж если я такой храбрый, – пропищал, усмехаясь, Брегман, – так вы мне лучше выпишите «Русский инвалид». Там я, по крайности, почитаю про кантонистов и георгиевских кавалеров. Через час кони будут у крыльца, пане.
Брегман ушёл.»
//
Отрывок из книги
Константин Георгиевич Паустовский
Повесть о жизни.
Книга первая «Далёкие годы»
Глава ««Смерть отца»
№ 1