*
Впервые с фанатизмом я религиозным
Столкнулся. Он и потряс меня, и напугал.
С тех имею перед фанатизмом страх серьёзный,
Так ж отвращение к нему в сознании моём уж навсегда.
Избавиться от страха этого не мог я долго...
Во Ченстохов приходит утром рано поезд.
К монастырю, что на высоком в зелени холме,
Довольно от вокзала далеко. С вагонов богомольцы все -
Крестьяне польские, крестьянки вышли.
Средь них и городские обыватели заметны были - в пыльных котелках.
Их на вокзале ждали уж - ксёндз тучный и мальчики-причётники во кружевах.
Тут ж у вокзала богомольцы выстроились на дороге пыльной.
Благословил их ксёндз, под нос молитву пробубнив...
Толпа упала на колени в тот же миг.
*
Так на коленях во пыли дорожной
Толпа к монастырю ползла.
Она псалмы так ж пела до собора.
Вопереди толпы седая женщина была
С лицом и бледным, так же исступлённым.
Распятие в руке она держала, было оно чёрным.
Ксёндз медленно и равнодушно пред толпою шёл.
Была жара и пыль, по лицам у людей катился пот.
Дышали хрипло эти люди,
На отстающих же бросая гневный взгляд...
«То грешники ползут, грехи чтоб искупать», -
Мне объясняла бабушка.... «Давай уйдём отсюда!» -
Молил её я слёзно, но она
Вид сделала, что не расслышала меня.
==
Я не великий, скажем, разбиральщик,
Мол, сами всё увидите, что спрятано меж строк.
Но в этот раз не хочется молчать мне
И я позволю пару разобрать последних строф.
Хоть может автор, наш М.П., ни разу
Не думал то, что моему тут глазу
Увиделось и далее в моём мозгу
Оформилося в некую мыслю.
Довольно. К сути! Ползут ж грехов для искупенья,
А тут же гневаются, то есть совершают грех...
И бабушка - твоё, о, милосердье где?
В Душе у внука зародилась травма на десятилетья ...
И это всё пред стенами обители святой,
К которой равнодушно ксёндз идёт перед ползущею толпой...
==
—
Впервые я тогда столкнулся с религиозным фанатизмом. Он потряс меня и напугал. С тех пор страх перед фанатизмом и отвращение к нему вошли в мое сознание. Я долго не мог избавиться от этого страха.
Поезд пришёл в Ченстохов рано утром. От вокзала до монастыря, стоявшего на высоком зелёном холме, было далеко.
Из вагона вышли богомольцы – польские крестьяне и крестьянки. Среди них были и городские обыватели в пыльных котелках. Старый, тучный ксёндз и мальчики-причётники в кружевных одеяниях ждали богомольцев на вокзале.
Тут же, около вокзала, процессия богомольцев выстроилась на пыльной дороге. Ксёндз благословил её и пробормотал в нос молитву. Толпа рухнула на колени и поползла к монастырю, распевая псалмы.
Толпа ползла на коленях до самого монастырского собора. Впереди ползла седая женщина с белым исступлённым лицом. Она держала в руках чёрное деревянное распятие.
Ксёндз медленно и равнодушно шёл впереди этой толпы. Было жарко, пыльно, пот катился по лицам. Люди хрипло дышали, гневно оглядываясь на отстающих.
Я схватил бабушку за руку.
– Зачем это? – спросил я шепотом.
– Не бойся, – ответила бабушка по-польски. – Они грешники. Они хотят вымолить прощение у пана Бога.
– Уедем отсюда, – сказал я бабушке.
Но она сделала вид, что не расслышала моих слов...
//
Отрывок из книги
Константин Георгиевич Паустовский
Повесть о жизни.
Книга первая «Далёкие годы»
Глава «Поездка в Ченстохов»
№8