Умирающий голубь

Руслан Ровный
Он один в ледяной колыбели.
Братья в стае давно улетели.
Фюзеляж оперенья изношен.
Белым саваном весь запорошен.

Вспоминает прожитое время.
В голубиц им не пущено семя,
Хоть кружил, ворковал он над ними,
Пилотаж высший знал в небе синем.

И хоть был этот витютень статен,
Свою грудь колесом гнул некстати,
И казался другим одиозным,
Гадя все постаменты из бронзы.

Вот пикирует он на голубку,
Что воркует на выданье чутко,
Головой во все стороны вертит
И, конечно, в любовь не поверит.

«Белокурых голубок в объятьях
Люди ввысь отпускают на свадьбах.
Хоть одну бы из них потоптать бы…
А иначе, зачем эти свадьбы?!» -

Так роптал голубок дифферентно,
Всё хромая в тангаже инертном.
Ускользали голубки с карниза
И дразнили «маньяк» его «сизый».

Он красив был и крупен, как вяхирь,
А его посылали все на х*р.
И с таким омерзеньем пугливым
Отщепенцем он стал сиротливым

Но однажды ретивое свойство
У него проявилось в геройстве.
Он помог разрешить злую драму.
Крик о помощи в голубеграмме

Он принёс адресату, как в квесте.
Тот искал след пропавшей невесты,
Что похитили в платье венчальном
И с приданым кольцом обручальным,

И подвергли никаху насильно
С мусульманином любвеобильным.
Но в никабе своих облачений
Милым весточку из заточений

Эта дева смогла приурочить
С птахой сизой, часть вырвавши клочьев.
И с мольбою о мести на лапке
Голубь мчался домой в лихорадке.

И пронзились проклятием своды,
Заточая надежду свободы.
«Ты лети, моя птаха, в Россию!
Вызволения жду, как мессию!» -

Ярославна стенала в молельне,
В минарете глухой, словно в келье.
А десантник-рус щёлкнул затвором
Исподлобья с суровым укором

И озлобился в рвении лютом,
Свои сборы закончив в минуты.
Сводит ярость десантнику скулы:
«Помнят поступь мою те аулы.

Нет пощады греху умыканий!
Дева в башне льёт слёзы стенаний.
Отомщу я за честь, за обиды,
Ждите в гости на ужин, шахиды!»
***
Как случилось, что смог оказаться
Голубь наш в бастионе повстанцев?
Был голубку готов уже мять он…
Их поймали двоих в голубятне.

И один генерал, словно гуннам,
Вёз дары по дороге к Аргуну.
На реке, словно хан встретил князя,
Закатив пир хмельных безобразий,

Где девиц полонённых терзали,
В документах же – пленных меняли,
И в конце, на закате сознанья
Обнялись два врага на прощанье.

Гостю терским полнит хан рог-кубок,
Тот ответно даёт двух голубок,
Дескать, «символом мира не брезгуй
И прими-ка мой дар безвозмездно».

Зарумянился воин Востока:
«Получить дар – то воля Пророка.
Дочь Айсель, моё младшее чадо,
Заслужила такую награду».

Так наш голубь в плену очутился
И девице Айсель пригодился.
Стал служить ей любовной он почтой,
Доставляя секреты неточно.

Как-то выдал Айсель с потрохами,
Залетевши с запиской стихами.
- Дочь моя! – возмутился воитель,
Страж законов, ислама блюститель.

- Я те дам изощрённые чувства!
Замуж – вот храм любовным искусствам!
И девчонку насильно отдали
Жениху, замотав в одеяле.

А потом, через месяц в июне,
Рыбаки труп поймали в Аргуне.
Только голубь тем стал популярен,
Слыл хранителем верности спален.

Но неволей томился подлунно
И скучал под чтение Сунны,
На намаз поднимаясь с рассветом,
В горизонт взгляд бросал с минарета.

Тут доставили пленных наложниц,
Сексуальных рабынь и безбожниц,
И одна с русским обликом милым
Птицу в тайну надежд посвятила.
***
Заподозрил махрам пыл побега
И двух ястребов выпустил в небо.
Голубь мчал, не жалел в лёте крыльев,
Через бурю и шторм волн бессильных.

Ястреб первый добычею лёгкой
Любовался, свой взгляд хищно-зоркий
Вперив в жертвы потуги метаний,
И настиг его в час испытаний.

Он за птахой в глубокий впал штопор,
Окунаясь, ныряя в некрополь.
Зря пикировал ярый охотник,
Его натовский сбил беспилотник.

Был натаскан второй истребитель,
Подняла его злая обитель,
Подрастал в лагерях террористов.
Он, пикируя, падал со свистом,

Растопырил свой взмах, раззадорил,
Нависая над пенной водою.
Голубка он увидел и следом
Устремился за жертвой, неведом,

И с налёту его протаранил,
Кровь пустил и когтями поранил.
Но лихой голубок изловчился,
Кувыркнулся и в шею вцепился.

Своим клювом, случайно размазав,
Он вспорол тому рябь его глаза.
В злобе бешеной, ранен, вслепую
Ястреб станцию снёс ветряную.

Билось в шторме и пенилось море.
Дотянули до берега двое.
Ястреб шёл самолётом подбитым,
Пропахал след в песке, пал убитым.

Голубок отдышался немного,
Отдохнул и пустился в дорогу.
Долго путь его тягостный длился,
Наконец в город свой приземлился.
***
Мчал десантник на стареньком джипе.
Навигатором девичьи всхлипы
Были парню в пути испытаний
В край невольничьих тяжких страданий.

Он упрямо торил свой путь к югу
Выручать дорогую подругу,
Понимая, но сердцем не веря,
Что она уж поругана зверем,

Иль вообще обесчещена жутко
В их гареме служить проституткой.
«К чёрту выкуп! Надежда на силу
Иль обоим уж разом в могилу!»

Он приехал, но тщетность усилий
В долгом поиске пыл остудили.
И в беседах с муллою-суннитом
Все обиды им были забыты.

А вокруг в социальные сети
Скрылись все ваххабитские йети,
Бил набатом из каждой мечети
Муэдзина призыв в минарете.

Вот к имаму ведут его в горы,
Где законы ислама суровы.
Строгий взгляд, грозно выгнуты брови
В недоступном духовном укоре.

«Что ты сделал, чтоб стать её мужем?
Может, выбор её не заслужен?
В этом кАдар и воля Аллаха.
В нашем мире всё тленно, из праха».

По гостям его водят в селеньях,
Жизнь в застольях идёт и моленьях.
И, старейшинами поучаем,
Он укоры их слышит за чаем.

«Как случилось, что курицы ваши,
Проститутки все стали Наташи?
Что молчишь, взор потупив от смрада?
Потому что воспитывать надо!

Посмотри на тигрицу Кавказа,
Не бомбита она, не зараза
И скромна, послушанием блещет,
Вся внутри под хиджабом трепещет.

Хочешь, в жёны возьми и будь честен
Ты в гармонии с лучшей из женщин!
Выбирай себе, парень, супругу,
Ты на лОвзаре в танце по кругу!»

Он глядит, как танцуют горянки.
Украшенья сверкают в огранке
И плывут в ярко-красных кафтанах
Девы-лебеди, стройные станом.

Опьянён он вином и их видом
И совсем забывает обиду.
И в хмелю низко голову клОнит.
Дальше музыка прочь тоску гонит.

В ночь подсунули парню в награду
Разведёнок-жеро для услады.
Но старались они отличиться –
Все пылали в руках, как жар-птицы.

Был умаслен в тщеславном пижонстве
И задобрен в хмельном многожёнстве.
А украденную из Коломны
В этом пафосе кто теперь вспомнит?

А её запакуют в ауле,
По горам в караване на муле
Продадут, вдаль отправив в июле,
В сексуальное рабство в Стамбуле.

Станет та вавилонской блудницей,
Жениху лишь в кошмаре приснится.
Будет он под луною креститься,
Проклиная почтовую птицу.

Голубок опорожнит проклятье
На его золотое распятье.
А потом дух фольклорной интриги
Занесут в Голубиные книги.
***
И теперь он один изнывает,
Брошен всеми, забыт, умирает.
Жаль, не встретил свою он голубку,
Позади лишь невзгод гряды жутких.

Подойдёт к нему девушка в шубке
И склонится, согреет в улыбке,
И возьмёт его в тёплые руки.
Он умрёт, но простит свои муки.