Очевидно, что неверные управленческие решения многих некомпетентных горе-руководителей (как прошлого, так и нынешних времен) способны нанести непоправимый вред экономике, политике, культуре…
Тема производственных взаимосвязей, обуславливающих понимание представителями так называемого «начальства» людей, ему подчиненных, издавна волновала умы лучших философов. Умением слушать, а главное, услышать подчиненного обладает лишь малый процент если не гениальных, то во всяком случае эффективных руководителей.
«Не плакать, не смеяться — но понимать (Non indignari, поп admirari, sed intelligere) — так определил Спиноза важность этого момента применительно к понятию общей философии.
Читатели поколения «X» легко вспомнят так называемый универсальный «принцип Питера» (Лоуренс Джонстон Питер) изложенный, в том числе, в занимательной книжке «Законы Мэрфи»:
«В иерархической системе каждый индивидуум имеет тенденцию подняться до уровня своей некомпетентности».
По мнению некоторых критиков, принцип Питера согласно которому каждый человек рано или поздно окажется на должности, с которой не справляется, следует воспринимать как шутку, хотя самим Питером он изложен без какого-либо намёка на юмор, как вполне серьёзная управленческая теория.
Как жаль, уважаемый Читатель, что подобные этой великие мысли приходят к нам только после умудрения жизненным опытом, но как хорошо, что Василий Розанов в иной форме высказал их много раньше в 1910 году, да вот так и оказались они не услышанными:
— Бездарность есть всегда желаемое лицо «там» (наверху). Каждое «кресло» всего более опасается умного кресла рядом с собою. Умного или особенно энергичного: оно сейчас давит на все соседние кресла. Кому же быть приятно раздавленным.
Вот отчего целый ряд «кресел» всегда радуется, когда к ним приближается и наконец входит новый тусклый, безвольный кандидат. Его уже заранее все поддерживают, все на него указывают, говорят, что «талант».
И под этот шепот: «талант! талант!» он действительно с чрезвычайной быстротой и непонятным ни для кого успехом двигается по службе, и наконец занимает «кресло».
— Ну, а какое же «начальство» позволит оживиться... особенно в «бесконечность»-то?
Поэтому, я думаю, все люди притворяются, когда говорят, или даже кто-нибудь один про себя говорить, что он «почитает начальство». Эта минута «без начальства», когда мы оставались одни, была коротка и гениальна.
— Врожденное качество человека — не давать более pietata начальству, вообще всякому… Но мир устроен «с начальством»: даже Солнце — начальник солнечной системы своей, — планет, спутников: даже в солнечной системе существует этот «первородный грех». А кометы? «Залетают» в солнечную систему, пролетают ее и улетают куда-то в глубь мироздания, уже решительно без всякого «начальства».
Солнечная система все-таки бесчеловечна... Кометы одни в мире безгрешны, и, от этого так редко показываются в нашем грешном солнечном и земном мире.
— Человечность — это всегда одиночество и братство. Одиночество не затвора, не темницы, не кельи с уставом, а просто так, чтобы вокруг меня был некий пояс свободной земли, свободной воды, свободного воздуха... И братство в смысле том, что, никем не теснимый, я никому и не враг, а всем друг. Человечность — братство, одиночество... И как условие этого — благородство и невинность. Для меня несомненно, что исчезновение «начальства», таяние его как снега перед солнцем вернее — перед весною — начинается и всегда начнется по мере возрождения в человеке благородства, чистоты и невинности. Это — тот огонь, в котором плавятся все оковы. И только в нем! Только в нем! Запомни это хорошо, человечество, дабы не маниться ложными призраками.
— Старшие университетские профессора, обросшие седою щетиною, были невзрачны на вид, неуклюжи, сгорблены под тяжестью трудов и лет. Но и в своих потрепанных мундирчиках, а после — пиджачках, они были удивительно как внутренне изящны, всегда просты, — это чувствовалось, — возвышены умом и сердцем.
— Измельчание литературы. Отсутствие науки. Университеты, высшие учебные заведения? Мальчики критикуют профессоров, а профессора заискивают у мальчиков. Что угодно это, а не университет. Он «университет» только по вывеске, по штатам и «уставу», где везде прописано «университет». A по существу, так же мало «университет», как, например, и валенки, которые купили, а он «не дошли по назначению», или даже вовсе и не купили, a только «в квитанции значится, что купили валенки и послали, а где они —неизвестно». Так вот и университет: «неизвестно» где он. Он основан, вывеску повесили, а его не вышло.
Но среди прочих Розановым высказаны и несколько таких взаимосвязанных наблюдений, относительно которых сегодня хочется подискутировать. Рассмотрим два из них.
Первое наблюдение, показавшееся Розанову существенным:
— Семь десятых времени и напряжения министра уходит черт знает на что! Какие-то мелочные дела, никакого отношения до пользы и нужды России не имеющие. На министра все смотрят, ожидают от него больших дел, проектов, ожидают проведения новых законов, действительно настоятельно нужных, или — важных административных мероприятий. Между тем министр еще менее, чем столоначальник, имеет времени для уединенного сосредоточения над своим делом. Все минуты его исхватаны и часто такими мелочами, о которых никогда не узнает историческая Россия, — а между тем все от него ждут именно исторического дела. Ответственность — не измеримая. Исполнить ее — никакой возможности.
Комментарий к первому наблюдению:
Эта проблема, на мой взгляд, обусловлена реализацией в России изложенного выше «принципа Питера». Бездарный начальник у министерского руля не может выстроить приоритеты, увлекается мелочевкой, завышая ее роль, не умеет организовать стабильный процесс, распознать талантливых подчиненных, а, главное, боится окружить себя такими умелыми подчиненными. Причина проста: все могут увидеть, что «король» то — голый, и напрасно получает гигантское министерское жалованье.
Второе наблюдение:
— Несколько лет назад мне пришлось услышать афоризм, один из самых умных, какие я слышал в моей жизни: «Разница между Россией и Западною Европою заключается в том, что в Европе все дело заключается в получении votuma (голосования, объединенного желания, распоряжения); у нас ж это голосование ничего бы не дало, потому что никто не исполнил бы, да и некому исполнить то, касательно чего этот votum получен». Иными словами: Запад обладает механизмом управления таким напряженным, и интенсивным, что ему только нужно получить указание «что делать? в каком направлении делать»? Votum, около которого и вращаются прения палат, устанавливает, решает этот толчок административной машины. Но у нас, русских, самой машины нет или она невообразимо дурна, застарела, слаба. Какой бы votum не получился, будет ли он коллективный или единоличный, машина не сумеет, не захочет или не сможет его исполнить.
Комментарий ко второму наблюдению:
И снова, увы, уважаемый Читатель, эта проблема — российская интерпретация «принципа Питера». Если начальник бездарен, то никакой votum доверия не поможет ему решить даже самую незначительную проблему. В стародавние розановские времена европейская управленческая машина ввиду рано сформировавшихся коммерческих отношений, нацеленных на достижение конечного результата, демонстрировала известную эффективность, выявляя управленческую бездарность на более ранней стадии, чем в России. Но сегодня, на мой взгляд, управленцы всех стран мира по своей некомпетентности сравнялись, достигнув ее пиковых значений. Будь благословен Питер с его вечно живущим принципом!
http://stihi.ru/2024/01/30/3949