Лента новостная от Киева доводит до Синая... Либолев.
живу как по закону бутерброда,
дыша от новостей до новостей.
январский дождь. отвратная погода.
предчувствие кусанием локтей
не лечится никак. поток нелепиц
не лепится ни к газе, ни к дженину:
татары, догмы, сечь и оселедец,
а в ящике реклама апельсинов,
как будто не идёт совсем война…
и лишь мурашки покрывают спину,
когда звучат в коробке имена
и замирает лента новостная…
как в гоголь-моголь тонет апельсин,
житомир растворяется в синае
законом бумеранга. вяжет сплин
реальность равнодушного квадрата
прикрытого гардинами окнища.
среди прожитых точек невозврата
напиться вдрызг в шабат гораздо чище
аллелей между фарбренген суббот.
у синагоги ветер гонит листья
по мокрому асфальту. мир банкрот?
всевышний? мы?..
вприкуску чёрный кофе
немного подсластит суетность дней.
искать себя по меккам ли, голгофам,
копая ересь, не моё — еврей.
история ветха как прокуратор.
на ярмарке почёта и конфуза
дамоклов умолкает комментатор.
погас экран. январь стекает в лужи
у синагоги с придорожных крыш.
надеешься ещё кому-то нужен,
а небо ливнем тычет в нос кукиш…
***
собрав достаточно пороков в нервозном мире потаскух,
всевышний заменил пророков на заурядную тоску,
в которой пьяный чижик-пыжик суёт замызганный кукиш
аидам трезвым. утром видишь в окно не рим и не париж —
большую дюну, синагогу. похрюкивают жалюзи
и папы человекобога с утра плескаются в грязи.
охрипши лает пёс соседский на охреневших голубей
(такое было прежде в детстве: окно, дожди, старик-еврей.
приблудный пёс под голубятней на некудыкиной горе
взрывался лаем, непечатно кляла хрущёвка).
в январе
дожди – тоска обетованной, особенно когда война.
комочки снятся в каше манной (деликатес). затаврена
луна по утро облаками. всевышний свой блюдя каприз,
пророков не рождает: сами себе пророки, бенефис
порой играя до изжоги. темнеет жизни кинозал…
хотя забывчивого б-га и я себе не предсказал...
***
31/1/24