В цвет радуги слетают покрывала.
Тропическою бабочкой из снов,
Едва, касаясь пола, танцевала.
Глаза мужские – не царя, а сов
Всё расширялись, больше не вмещая
Бездонно-чёрный вакуум зрачка.
Плясала Саломея, точно зная –
Всё на кону. И магией сверчка
Звенела флейта. Били барабаны.
Блик смуглого бедра, как сладость грёз.
И губ кроваво-тёмных влажных рана,
Глаз чёрные озёра – грозность гроз.
15 лет. А перед ней, немея
Беспомощней ребёнка Ирод был
На всё готов. Плясала Саломея.
Слетали покрывала. Мир застыл.
Луна казалась блюдом серебристым,
Готовая принять как жертву, месть.
И небо поднимало ковш с игристым.
Лежали покрывала – ровно шесть –
На мраморном полу шершавом, грубом,
Алкающим последнее сорвать.
Она уронит. Иоанна губы,
Взяв, вдохом выдох примет. Ave, мать!