сам ход
пройдёт по всем острым линиям
и, переполнив чашу
болью, печалью, страхом,
в долгом паломничестве
к любой любви
растворит в эфире
запредельно громкий
машинный шум —
шум мышления,
сильный, словно петля.
сегодня же двинемся
к древнему морю,
за грань огня:
сквозь световую бессонницу трасс,
крен пограничных столбов, угловатость
пределов существования, сквозь
эфемерность улик тревоги,
стынущих в белизне потерь.
я возьму древнегреческий алфавит,
выточу себе прочный посох.
и в долгой дороге
мне только бы
сладить с буграми, сгладить,
коль скоро излишни вожжи (и коротки),
природными сумерками пороки-
блики ментального бездорожья;
не советом, но прорицанием дорожить,
держаться за дрожь неизбежности,
словно за доски дроги.
(я фасцинирован дивной небылью той архаики,
таинственными кавернами и ручьями,
мельницами и рощами, колкой явью
ночлега в заброшенных башнях,
легендой о беглых чеканщиках
и о критском золоте, погребённом
в кипящей пучине вала.)
я взял древнегреческий алфавит,
выстругал себе крепкий посох.
и вот, нимфа, видишь: теперь
пью кислое молоко свободы,
солёный ветер в тесьме утёсов,
смотрю на звёзды в своём колодце,
лёжа на твёрдом камне;
и, жалея раны земных царей,
язвимых ядом из жала распри,
с наступлением темноты
легко обретаю сон.
3 февраля, 2024 год.