Дэвид Биспил (1964) - американский поэт,
мемуарист и писатель.
Когда он состарится и снимет доспехи готические,
превратив свои винтики мачо в усы мотылька,
то станет не выдуманным и более толстым,
как вялая песня с ужасной рапсодией.
Эндоморф благородный, оседлый, архаичный,
скольким женщинам нравились дротики купидона,
которые он поджигал, метаясь между
дугой и кругом, как тигр без всадника?
Если честно, любили его немногие,
он был педантом, придурком и повесой,
и все повадки побуждали дать ему оплеуху.
Тот деловой костюм, который он носил,
подмножество бондажа, как головешка, эффективного,
нечто такое, что он в себя вбивал, как бодрую
мелодию, типа "ха, ха", как правило всех звёзд,
похоть осеннюю.
Ни боксёр- профессионал, ни свинья, редко
ревнивый или вспыльчивый, не отличал косячок
от тюрьмы. Его площадка старта начиналась
с извинений, непритязательных, с весёлыми руками,
замаринованных в алоэ и в стаканах лимонада.
Потому он и зарылся в догму, связанный
оранжевыми грезами, обхажиаая женщин.
Если бы он мог прыгать по эпохам, склоняясь
к "вере", "надежде" и "пророчеству", то он
эмбарго наложил бы на гномов со старушками.
Он посадил бы садик с синей травкой, обрызгал
бородавки на лице, и думал гадости о девушке
из прачечной самообслуживания.
Rag and Bone Man
When he is old and has removed the gothic armor,
Groomed his macho cogs into a moth's whisker,
He'll become less fictional and more fat-like a droopy
Canto with poor prosody-
A prudent endomorph, deposited and arch.
How many loved the cupid's dart he torched,
Caught between arc and circle, like a riderless tiger?
In truth, few loved - he has a prig and a jerk and a rake.
And all his copris juris got bent to smack.
That business suit he wore - it was a subset
For bandage, efficient as a bunt,
Something he stubbed into himself, like a tune,
A crisp huh, an all-star rule, an autumn lust.
Neither prizefighter nor pig, seldom jealous
Or aled-up - he didn't know a spliff from a jailhouse.
His launch pad began with mea culpa-
Unpaunchy, glad-banded, marinated I aloe
And cups of lemon water. Therefore, he burrowed
Into dogma, bonded with orange dreams, and wooed.
If he could hopscotch through the epochs, bend
Toward echo and hope and prophecy,
He'd embargo the gnomes along with the grannies,
Plant a garden of blue weed, spritz his warts,
And think ugly about the girl from the launderette.