Королева Маб
Гарриет*****
ЧЬЯ пылкая любовь, сияющая в мире
Стрелу презренья ядовитого отклонит?
Чья похвала – восторженная лира –
Самая сладкая награда для достойных?
И под чьим взором восходящая душа
Стремится к добродетели в дерзаньи?
И в чьи так нежно я смотрел глаза,
Стремясь весь мир объять в своём признаньи?
О Гарриет! чьи помыслы чисты,
Мой истинный источник вдохновенья,
И полевые твои ранние цветы
Для строк моих – отрада-украшенье.
Храни же в сердце свет любви своей,
Хоть годы разрушают всё, летя,
Каждый раскрывшийся цветок в душе моей
Я сохраню навеки для тебя.
Книга 1
КАК Танатос прекрасен;
Танатос и Сон – два брата!
Один бледнее убывающей луны
С губами сине-сумрачного цвета,
Другой румян, как отблески рассвета
На гребешке сапфировой волны,
Когда мир восстаёт из ночи гроба.
И всё-таки они прекрасны оба!
Так что же, Сила мрака,
Что царит в разрушенных и тлеющих гробницах,
Способна душу её светлую пленить?
И форму несравненную, что птицей
Желает в восхищении парить,
И тело – словно дышит мрамор белый –
С лазурью вен – тончайшими ручьями
Словно крадутся они снежными полями –
Разрушить и навеки погубить?
И что, должно дыхание гниенья
От этой чистой и небесной красоты
Оставить только мерзость разоренья?
На эту тему мрачного конца
Морализировать возможно без конца?
Иль это только сладость сновиденья
Украденного чувства-ощущенья,
Которое рассветным дуновеньем
Перетекает в бесконечность тьмы?
Проснётся ли Ианта снова,
Чтоб радость сердцу верному отдать,
Чей дух бессонный не устанет ждать
Восторг её улыбки, жизнь и свет?
Да! Вновь она проснётся,
Хоть движенья в её чертах всеозарённых нет
И губы сладкие окованы молчаньем,
Чьё красноречие как лёгкий ветерок
Смогло бы тигра укротить рычанье
И хлад тирана обратить в восторг.
Хоть влажные глаза её закрыты,
Под веками – что бархат лепестков –
Спокойно движется по голубым орбитам
Благословенный детский Сон цветов;
И золотые локоны её
Тенями грудь ей обвивают сонно,
Как обвивают бронзою ручьёв
Клематисы коринфские колонны.
Послушай же! Откуда льётся звук?
Напоминает то напев чудесный
Среди пустынных сумрачных руин.
Им наслаждается энтузиаст небесный,
Гуляя вечером по берегу один.
Звук мягче вздоха западного ветра;
Звук более волнующий, чем ноты
Сверхмузыкальной лиры, струны чьи
Звенят словно воздушные ручьи;
И эти нити радужного света
Как лунные зелёные лучи,
Проникшие в собор в глубокой тьме,
Волшебными оттенками сияют,
Которым нет сравненья на земле.
Вот колесница Королевы Фей!
Её крылатая квадрига топчет тучи,
Туманные взбивая завитки,
Не покоряяся браздам могучим;
Квадригу осадила Королева Чар,
Очарование своё распространяя,
И грациозно наклонила стан,
Напоминающий эфирные лучи,
На дремлющую фрейлину взирая.
О! Вы не видели поэта в его снах,
Когда сребрятся облака в воображеньи,
Когда волшебное, чудесное движенье
Возносит на невидимых крылах,
И первый взгляд фантазию взрывает –
Всё удивительно, прекрасно, вдохновляет…
Кто видел вспышки этих ярких форм,
Конечно, без сомнения, поймёт
Какая сила коней небесных приостановила
И обратила взгляд волшебный свой
На умилённой фрейлины покой.
Огромная и жёлтая луна
Тускло сияла сквозь изящность формы,
Той безупречно-совершенной формы;
Жемчужно-кружевная колесница
Не нарушала лунные границы.
И это зрелище казалось неземным,
И созерцающий,
Поправ людскую славу,
Не видел уже жёлтую луну,
Не видел сцену смерти
И не слышал порыв ночного ветра,
И не звука ни одного земного не слыхал,
И только сказочное нечто созерцал,
И звуки неба ему были пищей,
Что наполняли одинокое жилище.
И Фея – финифть, фееричность облаков*
Во всех своих нюансовых оттенках,
Что зоркий глаз лишь может уловить,
Когда истаивают в сумерках восточных,
Такими тонкими и хрупкими как звёзды,
Что украшают утра диадему,
Не проливая свет свой мягкий, мощный
Как тот, что излучившийся из Феи
Распространяет ореол пурпурный,
Вибрируя изящными волнами
В чертах её изысканных феерий.
Эфирную покинув колесницу,
Сияющая Королева Фей
Взмахнула трижды палочкой волшебной,
Обвитою венками амаранта;
И форма Феи дымчато-туманна
Воздушна, атмосферна и чиста
Как перламутро-серебристые тона,
И её речи так благоуханны,
Что слышат их лишь музыки титаны.
ФЕЯ:
«Звёзды! Поток сиянья вашего – бальзам!
Стихии! Прекратите своё буйство!
Спи, Океан, в скалистых берегах,
Что окружают твоё королевство!
И пусть растает всякое дыханье
На высоте руин, травой поросших!
Пусть даже беспокойность паутинки
На неподвижном воздухе уснёт!
О ты, душа Ианты!
Одна, кто оценила радость блага,
Что добродетель искреннюю ждёт,
Которая с решительною волей
Земную подлость и гордыню побеждает
И ледяные цепи рвёт устоев,
И звёзды века в полдень засияют; –
Душа Ианты!
Пробуждающая! встань!
Душа Ианты
Неожиданно предстала
В своей прекрасной обнажённой чистоте,
Как копия телесной оболочки
С невыразимой грацией своей, –
И всё земное, всякое пятно
Исчезло без следа, душа сияла
Своим родным исходным естеством
Бессмертная посреди тлена.
На ложе её тело почивало,
Окутанное безмятежным сном;
Бездвижны, отрешённы очертанья,
Но всё же жизнь пульсировала в нём,
И каждый член его был идеален
В своей природе; созерцать было чудесно
Души и тела соразмерность-песню.
Лицо… его прекрасные черты
И одухотворённость красоты;
И всё же разница какая между ними!
Душа вечно стремится в Небеса
К наследью вечному, меняясь, поднимаясь;
Бессмысленная бесконечность бытия:
Вот тело – времени невольная забава,
Страстей и обстоятельств, и борьбы,
Печальный путь оно проходит быстро
Как ветхий, бесполезный механизм,
И умирает, разлагается, увы.
ФЕЯ:
«О Дух! кто проникает глубоко;
О Дух! кто возлетает высоко;
Ты кроткий и бесстрашный,
Прими же благо ты сторицей
И поднимись со мной на колеснице!»
ДУХ:
«Я грежу? Чувство новое во мне,
Но эфемернее, чем призрак сна?
И если я действительно душа,
Свободная, бесплотная душа,
То речь ещё раз обрати ко мне».
ФЕЯ:
«Я Фея Маб: дано мне сохранить
Все человеческого мира чудеса,
Все тайны бездны улетевших лет
В непеременной совести людей,
Что записала строгость летописцев;
Я жатву собираю дней грядущих;
Ни жало, ядовитящее память
В каменном сердце эгоиста,
Ни экстатически-ликующий порыв,
Что чувствует приверженец добра,
Когда итог подводит он поступкам
Им прожитого в праведности дня,
Мной не предвиденным и не запечатлённым;
А мне дозволено завесу разодрать
Той бренности, той смерти, за которой
Дух чистотою облачённый может знать
О достижении великого конца
И для чего тот существует, и вкусить
Покой, к которому живое приобщится,
Это награда верности, счастливая Душа,
Со мною поднимись на колеснице!»
Цепей земного каземата
Лишился дух Ианты;
Они порвались словно соломинки
Под силою восставшего гиганта.
И перемену славную познав,
Она познала и опасности восторгов,
Что новым хаосом наполнили её;
И каждый призрак её смертной жизни,
Неистовое видение снов,
Что закрывали каждый светлый день,
Теперь казались ей реальными вполне.
Душа и Фея путь свой продолжали;
Рассеялись серебряные тучи;
И вознеслась волшебная квадрига
Среди безмолвной музыки небес,
И вновь коней четвёрка окрылённых
Свои лазурные взметнула гривы,
И Королева, сжав лучи-поводья,
В даль устремила скакунов ретивых.
Магическая мчалась колесница
Среди бесчисленных созвездий в синеве,
Среди ночных красот неотразимых;
Над фиолетовой волной востока
Улыбка утра слабая зарделась.
А колесница продолжала бег –
Из-под копыт небесных вылетали,
Воспламеняя атмосферу, искры,
И полыхающие ободы колёс
Вращались над высокою горою,
Как вспышки молний, высекаемых грозою.
Теперь летела колесница над скалой,
Похожей на последний край земной,
Соперник Анд, чей абрис мглисто-тёмный
Ложился на серебряные волны.
И где-то далеко под колесницей,
Словно младенец опустив ресницы,
Огромный Океан спокойно спал,
И в неподвижном зеркале его
Бледнели угасающие звёзды
И след пурпурный колесницы угасал,
И утра серый незаметный свет,
Окрашивая руны облаков,
Рассветный горизонт собой венчал.
Казалось, что скользила колесница
Как будто в чаше разноцветных звёзд,
В гигантской вогнутой сияющей зенице,
В оттенках цветовых метаморфоз,
И украшали полукружием просторы
Сверкающие иглы-метеоры.
А колесница двигалась вперёд,
И когда к цели стала приближаться,
Квадрига мчалась всё быстрее и быстрее;
Море теперь исчезло, а земля
Сплошной обширной сферой зачернела;
И ослепительный сияющий шар солнца
По чёрному катился небосводу;
Стремительные, острые лучи
По мчащейся квадриге расплескались,
Упав как перистые брызги океана
В кипящем всплеске бешеном своём
Пред рассекающим пучину кораблём.
А колесница всё летела и летела.
Вот появился дальний шар Земли –
Ничтожный огонёк, мерцающий на небе;
А в это время возле колесницы
Вращались неизвестные миры,
Бесчисленностью сфер своих
В величии сияя
И зрелищем чудесным изумляя:
Одни рогаты, словно полумесяц,
Другие с мягко-серебристым ореолом,
Как Геспериды над закатным морем;
Иные огненными шлейфами горели
В своём конечном, разрушающем пределе,
А те, как солнца, яростно сияли
И своим светом колесницу затмевали.
О Дух Природы! здесь –
В пустынной бесконечности миров,
В их необъятности, где
Всё летит и движется чудесно,
Здесь твой достойный храм!
И ни единый самый лёгкий лист
От нежного дрожащий ветерка,
Не будет без тебя исполнен жизни;
И ни один самый ничтожный червь,
Таящийся в глазницах черепов,
Не избежит твоего вечного дыханья!
О Дух Природы! ты
Бессмертен, как это зрелище –
Вот твой достойный храм!
* В оригинале просто поразительная по звучанию строка: The Fairy’s frame was slight – yon fibrous cloud.
© Захаров Дмитрий Григорьевич. Перевод 2023г.