Люблю грозу, когда бушует день,
похабные мерещатся виденья,
исходит тень на чьи-то злые тени
и мучает базедова мигрень.
И брат ты мне, хотя мне и не брат,
всё тот же взгляд на дне пустой фиалы,
и чудятся душе полуподвалы
с воротами в нескучный уже ад.
Дожди идут и я, ваш трезвый друг,
теперь не тот весёлый и беспечный,
мятежный бунт судьбины быстротечной,
как луч из туч - изящен и могуч.
Гроза ещё свирепствует и смех
рождается, пол жизни б его слышать,
стучится смерть бесстыжая по крышам
вселенских дум, распахнутых во грех.
Зыбьё во мху, гниющее жнивьё
напрасно над элегией потехой,
невинной очерняющею вехой
гнетёт своё сырое бытиё.
В душе темно, к тому же уже ночь
и слиться бы с черёмухой червивой,
и нежностью своей красноречивой
пленить бы комендатскую мне дочь.
Ах, право слово, хорошо впотьмах.
Дожди, гроза, мерцания созвездий,
бесстыдства страх полуизящных бестий
милей всего, к тому же на понтах.
Нелепых шняг и буственных услад
я познователь тайный и порочный,
поклонник яств пресыщенных и сочных,
искрометатель сладких серенад.
Невольник чести, впрочем не в чести
безмолвие над крышей жестяною,
мир или мрак - мне ничего не стоит
покорностью и тактом соблюсти.
Прости меня, как Тютчева, гроза
и вы простите, вешние отрады,
в дубравах где снуют дегенераты,
и лунная маньячит бирюза.
Познал я вас, сердечно затаив
раскатистость безумия над сводом,
не зная вод залезшим в эти воды,
словив момента бурный позитив.
Я к вам вернусь, отмеряйте лишь срок,
прибуду я размеренно и чинно
в кудлатый лес, разнежится куртина –
я к вам припрусь с букетом вялых строк.
Взгляну на явь, на жизни образа,
ценитель дна ямбического слога,
на скат холмов тригорского чертога,
а не вернусь – отвечу за базар.
МН