Струны ветра натянуты. В храме играет орган.
Бог сегодня расщедрился – солнце рекою медовой.
Греет крыши под небом в полуденный сон Зурбаган.
Но под вечер в таверне, как прежде, ни капли святого.
Там всё та же наигранность воли, и клетка всё та ж —
мы беспечней смеёмся, когда ни терпенья, ни силы...
И впадаем душой обнажённой в дурной эпатаж,
потому что по жизни всегда меж Харибдой и Сциллой.
Бьётся ялик о берег, маня в неизведанный край, —
шаг на цыпочках к воле желанной как будто бы близок.
Жгучим ядом, а не молоком поит нас молочай —
у любого соблазна имеется тайна сюрприза.
Если знать бы в какие широты откроется дверь,
что за нею таится ... Увы — догадаться бессильны.
В ночь в таверне витает спасением сладостный хмель —
человеческих душ обессиливших злая плавильня...