На пике сахарного лета,
В лучах оранжевого света,
В глубинах сказочной тайги,
На кроне кедра у реки,
Глухарь в лице шести синиц
И пары белочек-сестриц,
Мертвецки спящего скворца,
Пяти дроздят и их отца
Нашёл внимательных особ,
Его речам не скажут: «Стоп!»
Чернильный хвост пушил глухарь,
Слова его легки, как шаль:
- Вчера дедуля-мухомор
Позвал меня в черничный двор,
Где был пенёк и ручеёк.
Прекрасный, право, уголок!
Там в тень некстати угодил,
Тянул оттуда крокодил,
Не смог – он вызвал бегемота,
Потом клопа и кашалота,
Ещё крота и муравья,
Осьмушки две от воробья,
Одну тридцатую барана
И инфузорий полстакана,
Оленя, где-то с три корзины,
Пудов пятнадцать парусины,
Одну шестнадцатую плошки
И шестьдесят четыре ложки.
Вскричала старшая синица:
- Ну что за вздор?! И не приснится!
И как? Вас вытянули? Нет?
- Нет! Клоп прервался на обед!
Все, кроме спящего скворца
И бдящего дроздят отца,
Кружили в омуте веселья,
Лоснились славно шерсть и перья,
Затем синицы и дрозды
В полёт, как ленточки хвосты,
Остались белки и скворец,
Глухарь речам не знал конец:
- Мне вот о чём сказать пора,
Сказать: что в клюве нёс вчера?
Вчера ещё позвал червяк
На день рождения в овраг,
Рождений этих семь всего
В один день было у него,
Ещё друзей явилось пять
Свои рожденья отмечать,
В подарок в клюве нёс штанишки,
Их сшили под заказ три мишки,
Ещё презенты в клюве нёс:
Плотве – сапожек целый воз,
Перчаток дюжину – щеглу,
Зубную щётку – комару,
Улитке – тридцать три рубашки,
Амёбе – шапку из бумажки…
- И как штанишки червяку? –
Прервала белка на суку.
- Штанишки? Ах! Штанишки! Да!
Не влезла левая нога!
От смеха с кедра бухнув вниз,
Умчались белки прочь, как бриз,
На ветке дальше спал скворец,
Глухарь глаголил, как мудрец:
- Лишь глядя с будущего в зад,
Найти его там будешь рад,
А, может, там найдёшь себя,
А, может, там найдёшь коня,
Для жизни нет удачней драфта,
Когда вчера взглянул на завтра
И завтра стало бы вчера,
Охотней клеятся дела,
И время машет стрекозой,
Когда вопросик пред тобой,
Но не даёт никто ответ:
Каков задумчив был рассвет?
Стелилась в небе бирюза,
Скворец с трудом открыл глаза,
Глухарь умолк, ища хоть взгляда,
Видать, ему и взгляд – награда.
- Колдун я! Слышал все слова!
Где смысл? Пустая голова!
В твоих речах не больше смысла,
Чем в валенках для коромысла!
Чтоб слух ты больше не калечил,
Живи-ка дальше, брат, без речи! –
Глухарь заладил «тэк» да «тэк»,
Скворец исчез, как первый снег.
Глухарь метался между сосен
Кричал с надрывом! Ох, несносен!
Он «тэк» да «тэк» и «дзи» да «дзи»!
Синицы в смех: «Ещё скадзи!»
Он к белкам – те воротят нос,
Лишь только «тэк» он произнёс,
Махнул к сосне с гнездом дрозда,
Отец дроздят спорхнул с гнезда.
- Прости! Помочь тебе не в силах! –
Печалью в голосе сквозило.
Глухарь к прогалине большой,
Муравка мялась под ногой,
Как вдруг дроздёнок тут как тут,
Последыш – падок до причуд.
- Помочь хочу! За мной! Вперёд!
Я знаю, где колдун живёт!
В чащобе ветхая избушка,
Поросшая травой верхушка,
Влетели сквозь окошко в дом,
Колдун кемарил за столом.
Старик в потёртом балахоне,
Глава держалась на ладони,
В стакане рядышком вода,
В тарелке супа борода.
На стол дощатый сели птицы,
Глухарь, как в варьете, кружится,
Стакан – на пол, тарелка – тоже,
Колдун немало потревожен.
- Ах! Чёрт пернатый! Ты чего?
Ах! Это ты! Совсем того!
Товарища привёл сюда!
Ну что? Без речи-то беда?
- Сейчас же речь ему верните! –
Дроздёнок был при грозном виде.
- Ого! Каков герой! Ну ладно!
Хотя, по правде, и накладно!
Ведь должен речь отдать другой,
Чтоб он беседовал с тобой,
Отдать – и все забыть слова,
А жизнь без слов-то – не халва!
- Отдать готов я речь свою!
Серьёзно это говорю!
Глухарь мотает головой,
Он против жертвы таковой,
Рванул в окно стрелою рьяной,
Дроздёнок вслед за ним упрямо,
Но вскоре выбился из сил,
У пня посадку совершил,
Дыханье перевёл чуток,
Тут волк явился – прямо рок!
Птенец под пень, где лаз с него,
А волк давай рыть крайне зло,
Нора не очень глубока,
Погибель верная близка,
Дроздёнок в крик: «Спасите! Волк!»,
Глухарь кружит над пнём – а толк?
К сосне, где белки, он летит,
О ветку крыльями стучит,
А белкам это всё равно,
Они лишь смотрят, как кино.
Глухарь к синицам – тем подавно,
От них смешки идут исправно,
Отчаялся уже совсем,
Тут дрозд-отец кричит ко всем:
- Кто видел мелкого дроздёнка?
Отвлёкся раз – и нет мальчонка!
Друзья! Кто может! Помогите!
Сыночка славного сыщите!
Добро запомнится навек!
Глухарь к нему и «тэк» да «тэк».
- Отстань! Не до тебя! Потом! –
Отец дроздёнка – нервов ком.
- Чего киваешь? Знаешь где?
Да что ты! Сын в большой беде? –
Глухарь усердней закивал.
- За ним! Скорей! – всех дрозд позвал.
Домчались буйным ветерком,
А серый лапой под пеньком,
«Спасите! Волк!» – кричат синицы,
Глухарь за хвост тащить стремится,
А белочки с макушек сосен
Кидали шишек штучек восемь,
Пусть кто-то скажет: «Ничего!» –
По кумпалу весьма чего,
Хоть это волка отвлекало,
Он лапой шерудил немало,
Никак не мог удрать птенец,
Уж думал, что ему конец.
Колдун при посохе кедровом
Явился к пню с недобрым словом:
- Ну что за шум? Переполох?
Лишь только на кровати лёг!
Ах! Это ты! Негодник! Прочь!
Иль палкой по хребту помочь?
Умчался волк, поджавши хвост,
Возликовал безмерно дрозд.
Дроздёнок вылез – он в порядке,
Как будто бы игра всё в прятки.
- Вас всех бы надо наказать!
Глухарь! Не без тебя опять!
- Глухарь помог найти дроздёнка!
Когда б ни он, волк съел тихонько! –
Кричала старшая синица.
- Ну ладно! Молодец! Годится! –
Колдун добрее стал премного:
- Ты понял, где речам дорога?
- Ах! Да! Без речи вал проблем! –
Глухарь сиял, как медный шлем.
- Ну ладно, продолжай – болтай,
Но только цену речи знай! –
И, посохом ударив оземь,
Колдун исчез секунд за восемь.