Под холодной зарёй, бесконечно и голодно,
Как циркач в кружевном полотне,
То туда, то сюда бесприютная
Приходила на жалость стране.
То так быстро, и пулей пьяною,
Ты пронзила летящей толпой,
Обагрила кровавое знаменем,
Где же ты, наш смертельный покой?
Как нам здесь прижимавшись отчаянно,
То к одним, то к другим замирать,
Когда в мраке, сплетённым из мрамора,
Ты последний подпишешь приказ?
Штабелями, и грудами горечи,
Краванами стынувших тел,
Ты хотела как лучше? За это борешься?
И за это нам здесь умереть?
Ты забыла, как жизнью наученный,
К нам с тобою ребёнок пришёл,
И в слезах, нищетой убаюканный,
Мамин шарф за собою волок.
И на шарфе, последним усилием
Из артерий письмом соткана,
Наша память, такая чистая,
Что заплакать хотелось тогда.
А ты помнишь, как тот незнакомец,
По аллеям и улицам шел,
И ворчал, что на улице холодно,
Разодетый в пижамный костюм.
Помогла ты ему, милосердная?
Ты от стужи могла бы спасти?
Он забрёл на чердак и повесился,
И не понят костюм его был.
Как кричала тогда чья-то женщина,
И в заплывших болезнью глазах,
Так просила она в унижение,
Чтобы мы привели ей отца.
Она адрес чертила на листике,
Где написаны чьи-то стихи,
Только ветер ту вырвал записочку,
Не прочитаны были они.
И прибившись к отсталому поезду,
У которого нету конца,
Та записка блуждает вагонами,
Только вечность им будет длина.
Под холодной зарёй, бесконечно и голодно,
От надежды, слепой и пустой,
Так бездарно, как лужи на улице,
Стынет жизнь за последней чертой...