И был он - камень, твёрдый, монолитный,
земная мощь, отлитая неведомой ему рукой;
снаружи - строгая, неброская палитра,
внутри - нездешний холод, мысли и покой.
Послушай… да, внутри царила тьма, глубокая, большая,
и он дивился, что другие говорили: «Свет!»,
но их слова неслись под купол, ему вовсе не мешая,
и он молчал, не отвечая им ни «да», ни «нет».
И он молчал, смотрел, как загорались свечи
в его с рожденья наполнявшей бесконечной тьме -
как будто звёзды, в небе расцветавшие под вечер.
Но он не видел неба. Тьма была внутри, а небо - вне.
А всё ж он знал, что небу предназначен,
хоть небу нету места на сложнейших, ровных чертежах,
где его жизнь была прописана как данные задачи,
хоть его жизнь была - опоры, балки и детали крепежа.
И каждый раз, когда шаги под сводами звучали,
когда касалась мрамора дрожащая рука,
он наполнялся тихой, непонятною печалью
о том, кто тут стоял когда-то - и его поставил на века
на этом месте, диком, одиноком, стылом,
что стало людным, знаменитым и святым -
о том, кого не знал он перед тем, как тот его покинул,
о том, кто не был камнем - значит, обратился в дым.
Ведь жизнь недолга, как в лампаде искра света,
что загоралась и под вечер снова гасла в ней…
И только гулко, мерно, немо слово «Архитектор»
стучало, словно вечный молот, в тишине камней.
...и был он тьма, в которой разгорались свечи,
прохладный сумрак, никогда не видевший рассвет -
а тот ложился ласково на каменные плечи
и день за днём передавал ему привет.
02.02.24