Бледный бармен с дрожащей рукой,
дыма табачного пленный...
Расклеились медсёстры и врачи,
а я сегодня ожил, как ни странно.
Как будто начала кровоточить
давно зарубцевавшаяся рана.
Хотелось водки, кончился табак.
И я, воображением играя,
придумал незатейливый кабак
с неоновым названием «У края».
Толпа, как будто там – библиотека:
бармен, и мы – четыре человека.
За стойкой пропиваючи сидит
весёлый дядя в беспонтовой куртке.
Базарит с распальцовкой, как бандит,
а дома будет потрошить окурки.
А кто это за столиком в углу
затравленно таращится во мглу?
Черты его лица искажены.
Он оборотень, бешеная псина.
Он вытряхнет ребёнка из жены,
а утром будет выть невыносимо.
Какой-то хрыч на стуле у окна
следит за тем, куда идёт страна.
Ему не нужно больше ни полста.
И без того он пьяный две недели.
Пойдёт домой и грохнется с моста,
да так, что опознают еле-еле.
Бармен, ты больше им не наливай.
Налей-ка мне! Давай, браток, давай.
Я выпью за себя и за троих.
Я буду здесь командовать парадом.
Не потому, что чем-то лучше их,
а потому, что мне домой не надо.
Полста – и вот отчаяния нет.
Ещё полста – жестокости не стало.
Ещё полста – и в дыме сигарет
исчезла ложь. Полста – как это мало!
Вернутся в строй медсёстры и врачи.
Белым-белы халаты, шапки, лица.
И перестанет жизнь кровоточить.
И всё – ни согрешить, ни помолиться.