Пробежало лето. Начался учебный год, полный тревог и волнений. В разгар Кавказской битвы, в один из дней сентября Эдик нашёл в почтовом ящике письмо. Нет, не треугольничек. Казённый конверт. В нём лежал листочек. Когда Эдик взял листок в руки у него защемило сердце. Это была похоронка. На Степана. В похоронке говорилось, что Степан пал смертью храбрых при обороне Северного Кавказа.
Теперь у Эдика был свой, особый счёт к фашистам.
Наступила зима. Шёл декабрь сорок второго. До Нового года было ещё далековато, целых три недели. Но Эдик так ждал этот праздник и частенько думал, что нынче надо будет снова поставить ёлку. И может быть, на тридцать первое декабря у мамы выпадет выходной и они встретят Новый год вместе, как в прошлый раз. Лишь бы только мама не разболелась. Хотя, с другой стороны, может быть и не надо ёлочку, какой уж тут праздник, ведь у них траур по дяде Степану.
В последнее время Мария чувствовала себя нехорошо. У ней часто прихватывало сердце и она пила сердечные капли. Они теперь постоянно стояли на столике рядом с её кроватью и ещё одну бутылочку с каплями мама носила с собой в сумке. Ей становилось всё тяжелее и тяжелее ходить на дежурства в госпиталь в такую даль, аж до Сурами и терять на дорогу по полтора часа вперёд и столько же обратно.
Но мама упорно ходила на работу. Она даже представит не могла, что может не выйти на смену. А порой даже и в сверхурочную оставалась. Хотя всё чаще подумывала о том, а не снять ли ей в Сурами комнатку, где бы они поселились с Эдиком, и даже сказала сыну об этом. И Эдик подумал, что так будет лучше. Подумаешь до школы дальше, он что добежать не может что ли, не маленький ведь уже. Ему бегом полчаса и на месте!
Мария очень тяжело пережила весть о гибели Степана. Она сначала даже не хотела сообщать об этом Серго, зная, как это сразит мужа. Но потом всё-таки написала.
Мама даже внешне изменилась. Раньше она была высокой, статной, смуглой и черноволосой с кое-где пробивающейся лёгкой благородной сединой. С величественной осанкой и поступью. С тонкими красивыми и немного строгими чертами лица. Все вокруг всегда говорили, что она истинная красавица. А сейчас словно бы ростом уменьшилась, стала сутулиться. В волосах седины прибавилось во много раз, а лицо стало очень бледным. Только черты лица остались прежними, такими же красивыми и строгими.
Госпиталь, в котором работала мама теперь считался не тыловым, а прифронтовым, потому что шла битва за Кавказ и развернулась она совсем рядом с Грузией, за перевалами Кавказского хребта. А работали в госпитале сейчас только одни женщины. Все мужчины-медики ушли на фронт.
Мама всей душой переживала за каждого раненого. И за папу, конечно.
В один из дней мама вдруг не пришла со смены домой. Эдик поначалу заволновался, но потом подумал, что она осталась на свехурочную и успокоился.
Утром раздался стук в дверь. Эдик открыл и испугался. На пороге стояла врач маминого отделения и одна из медсестёр. Медсестра сделал шаг к Эдику, обняла и прижала к себе. А врач произнесла: «Эдик, крепись».
Сначала он подумал, что что-то с папой. «Хорошо, чтобы только ранили, только ранили! Чтобы живой!» - частым молоточком застучало у него в голове.
Но словно сквозь туман до него донеслось: «Твоя мама…»