Может, это весна и пора по-весеннему думать.
Вон синица с утра — тень да тень, несмотря на февраль.
Небеса как-то дивно стараются солнце просунуть
Между серых обрывков, что треплет пришелец-дикарь.
Это он, это он рвет на клочья и небо, и душу,
И в порывах шальных растрепал гриву белых коней.
И метает копье в одичавшую старую грушу,
Где от страсти слепой затаился в дупле воробей.
На мгновенье весна побежденно воткнет в оперенье
Золотые лучи, и синице по шапке — венец.
А воробышек-трус понимает свое назначенье —
Вылезает наружу и клювом пытает навес.
Нет, не стонет капель, до заката поет серенады.
Миражи проглотив, что-то ищет у ног воробей.
А синице чужие мотивы и вовсе не надо —
Она носит весну без привычного страха потерь.
Даже этот дикарь, что порывами путь застилает
И бросает в лицо хлопья мокрые рваной зимы,
Утихая, скрипит и по-старчески как-то вздыхает
О весенних рассветах, где в кущах поют соловьи.