Когда-нибудь уйду я в монастырь,
Ходить с другими буду вереницей,
В одежде рваной, сношенной до дыр,
В душе я стану вольной, дивной птицей.
Забуду про расплату и про месть,
Что прошлое является в кошмаре,
Где Сталин сам мне посылает весть,
Что нет страны, все продано в угаре.
Товарищей прогнали всех пинком,
ЦеКа закрыт и больше нет обкомов,
Ну а народ по прежнему тайком
Ругает власть с похмельного синдрома....
Поет Виссарионыч не о том,
Что лагеря нужны, расстрелы, плахи,
Что нет ЧеКа, никто не бьется лбом
В казенный стол с разорванной рубахой.
Во сне он рвет истории листы,
Хапугам отведет свинячье стойло.
ВКПБ, КПСС — безумные мечты,
Его страна разделана как бройлер.
Героев нет из прежнего гвоздя
И смысла нет в поступках человечьих,
Когда вокруг звериные глаза
И блеянье с мычаньем вместо речи.
Заря встает, но морды вместо лиц
И бисер мой летит куда-то с треском,
Все как всегда и пьяный женский визг,
Кухонный смрад и жир на занавесках.