В глухом лесу, в кругу подруг постарше,
Пушистых елей, рослых сосен, что
Своей макушкой, лишь каким-то чудом
Не превращали небо в решето,
Стояла скромно Ёлочка. Такая
Премиленькая, право, что вокруг
О ней лишь только все и говорили.
Казалось, будто было недосуг
Другие рядом подмечать красоты:
Ни в небе солнышко, ни облака,
Ни ручейка в лесу водовороты,
Ни пенье птиц, ни аромат цветка.
И место было всем на загляденье:
Чуть на пригорке, воздух свежий, свет…
Расти себе, без меры наслаждайся,
Как будто и печалей в мире нет.
И деревенских ребятишек стайки,
Присев под Ёлкой отдохнуть всегда,
С корзинкой полной ягод, восклицали:
«Какая всё же милая она!»
Но Ёлочке такие слушать речи
Не доставляло радости, ведь ей
Всегда хотелось одного на свете:
В своём прибавить росте поскорей.
Год пролетел, глядишь, одно коленце
Прибавило ей роста, и ещё,
Ещё одно: «Ах, стать бы мне большою.
Вот это, правда, было б хорошо!
Как мои сёстры-ёлки на поляне!
Тогда б смогла я широко свои
Раскинуть к небу кряжистые лапы,
Чтоб отдалиться от сырой земли.
Тотчас открылись заповедны дали,
А эти птицы свили бы на мне
Свои большие гнёзда, чтоб при ветре
Я их качала мерно в вышине».
Увы, ничто в лесу не доставляло
Ей удовольствия, и это жаль.
Такой уж, видно, Ёлка уродилась,
Тянуло вечно в высь куда-то, вдаль…
Зима прошла, потом прошло и лето,
И вновь земля в лесу белым-бела.
Пушистый зайка вкруг теперь обходит
Ту Ёлочку, уж больно подросла,
Не перепрыгнуть, как бывало раньше.
И ветер больше с хвоей не играл.
Заматерела, вытянулась крепко…
Но, что за звук? Лес мелко задрожал.
То лесорубы. Сердце страх наполнил.
Она и раньше видела уже,
Как исполины падали со стоном
На землю, ужас поселив в душе.
Их очищали от ветвей и сучьев
И складывали в штабеля всегда,
Потом вязали крепко и на дровнях
Прочь увозили, но зачем, куда?
Весной, как только ласточки вернулись,
Спросила Ель: «Не знаете ли вы,
Куда потом те повезли деревья?
Ведь они были уж давно мертвы?»
Молчали ласточки и только аист,
Кивая головой своей, сказал:
«Пожалуй, знаю! По пути в Египет
На море много новых я встречал
Торговых кораблей. Так вот их мачты
Дарили запах хвои и смолы».
«Как это мило, - Ёлочка со вздохом
Произнесла, - как счастливы они!
Ах, поскорей и мне б пуститься в море!
А ты б мне море описать сумел?
На что похоже?» «Так вот не расскажешь», –
Ответил аист и прочь улетел.
«Да радуйся ты юности, - ей шепчет
Луч солнечный, - и силам, что пока
Дают здоровый рост, ещё успеешь
Дровами в печь пойти. Не на века
Ведь молодость, запомни». Ветер тоже
Поддакивал, в макушку целовал.
Роса на ветках оставляла слёзы…
Но этот довод Ель не впечатлял.
А ближе к Рождеству в лес заявились
Вновь лесорубы и давай рубить
Не возрастные, зрелые деревья,
Молоденькие ёлочки. Как быть?
«Куда их увезли? - спросила Ёлка,
Нахохлившихся в ветках воробьёв. –
Они ведь молодые, с них наделать
Не смогут люди стульев и столов,
Не говоря о мачтах корабельных?»
А воробьи в ответ: «Большая честь
Им выпала, мы в окна наблюдали,
Когда летали в город. Знай же, есть
Такой обычай странный: эти ёлки
Поставят люди в комнатах своих,
Чтоб наряжать их чудными вещами,
Как своих близких, самых дорогих.
Тут пряники медовые, конфеты,
Орехи, яблоки, полно свечей.
А для чего и что потом случалось,
Увы, и мы не знаем, хоть убей».
«Но это было б просто бесподобно!
А, может быть, и я пойду такой
Дорогой! – Ель воскликнула, - иль лучше
Под ветром в море гнуться день-деньской?»
Год пролетел и Рождество настало,
И Ёлка первой под топор пошла.
Ей было больно и тоска съедала,
Ведь даже попрощаться не смогла
Ни с этим лесом, местом на пригорке,
Где она в неге и любви росла:
Она ведь знала, больше не увидит
Своих подруг, сестёр, и замерла.
В себя пришла, как только услыхала
И даже не поверила ушам:
«Смотрите, Ёлка, пышная какая,
Ну, просто чудо, то, что нужно нам!»
Явились двое слуг, её подняли
И понесли в огромный белый зал,
По стенам в изобилии портреты
И яркий свет от люстр и зеркал.
На печке кафельной стояли вазы
Китайские, вокруг по стенам в ряд
Столы, диваны, доверху забиты
Подарками для малышни, ребят.
Её сажают в кадку пребольшую
С песком и ставят тут же на ковёр.
Как трепетала Ёлочка: что будет?
Вмиг вспомнился тот давний разговор.
Явились слуги, наряжать принялись.
И вот уж на ветвях её висят
С цветной бумаги маленькие сетки
С подарками и радостно блестят
Шары цветные, яблоки, орехи,
И маленькие свечки на виду,
А на самой макушке взгромоздили
Из золота сусального звезду.
Все говорили: «Ёлочка прекрасна,
Глаза впрямь разбегаются. Когда
Зажгутся свечи, будет ещё краше!»
«Скорей бы вечер, - думала она. -
Быть может, сёстры явятся из лесу,
Чтобы полюбоваться на меня?
Не прилетят ли воробьи к окошкам?
И долго ль в этой кадке буду я
Стоять такой нарядной: зиму, лето?
А там, глядишь, и в кадке прорасту.
Как повезло же. И за что мне это?
А то скрипеть век мачтой на ветру!»
Под вечер ворвалась толпа детишек.
Такой поднялся сразу шум и гам.
Плясали вокруг Ёлки и помалу
Подарки растащили по углам.
«Да, что ж такое? Что же это значит?» -
Хотелось крикнуть ёлочке, своё
Негодованье выказать. Ещё бы!
Ещё чуть-чуть - свалили бы её,
Не будь она привязана макушкой
За крюк на потолке. А как ветвям
Досталось от ожогов – не опишешь.
Спасибо этим маленьким свечам.
Потом под нею хоровод водили,
Стихи читали, сказки. Голова,
Точней кора, от шума разболелась.
Как любят люди громкие слова!
Но, слава богу, все угомонились
И разошлись. Немного отдохнуть
Пришла пора, а завтра всё сначала:
Подарки, танцы. Надо чуть вздремнуть.
А поутру опять явились люди.
«Сейчас начнут, как видно, украшать!» -
Подумала так Ёлка, только слуги
Её стащили на чердак. Лежать
Забросили и в самый тёмный угол,
Куда и свет дневной не проникал.
«Что ж это значит? Что я тут увижу?
Ошибка, видно, форменный скандал!»
Она к стене холодной прислонилась
И от безделья стала вспоминать,
Как повзрослеть скорее торопилась.
Что ж, времени теперь не занимать.
Дни проходили, а за днями ночи.
Никто к ней не заглядывал сюда.
«Знать, на дворе зима, земля покрыта
Пушистым снегом. Но весной, когда
Она оттает добрые вновь люди
Меня посадят в мягкий чернозём.
Я прорасту и ветер снова будет
Качать на ветках гнёзда под дождём!»
Вдруг раздалось «пи-пи», в углу из норки
К ней выскочил мышонок, а за ним
Ещё мышата и давай по веткам
Её носиться, уж совсем сухим,
И грызть кору. Они разговорились.
Мышата были любопытны. Рассказать
Просили Ёлку: знает ли на свете,
Где есть местечко, чтобы поглодать
От пуза сальных свечек, где на полках
Головки сыра, а под потолком
Висят окорока, и нет опаски
Играть им в жмурки с кошкой иль котом?
«Нет, на земле такого я не знаю
Местечка, но, зато, я знаю лес,
Где птичий щебет, ручейка журчанье,
Где солнце и полно других чудес!
И Ёлка рассказала им о детстве,
О своей юности, и как росла
В кругу подруг, сестёр, о том, как в прошлом
Она лишь только счастлива была.
Потом ушли мышата, Ель вздохнула
И погрузилась в бесконечный сон.
Однажды, утром заявились слуги
Прибрать чердак. Так было испокон.
Весной из дома прочь выносят рухлядь.
Повеяло вновь свежим ветерком,
Блеснул луч солнца, заискрились лужи.
Как этот мир любим был и знаком.
«Наверно, здесь меня посадят в землю,
Позеленеет хвоя, я опять
Под этим небом стану очень скоро
Вновь птичьи гнёзда на ветру качать?»
Пришел слуга и изрубил на части
Сухую Ёлку. На костёр пойдёт.
Как затрещали под котлом поленья,
Пуская искры в тёмный небосвод.
Ель издавала тягостные вздохи
И вспоминала летние деньки,
Когда под ней в лесной тиши, прохладе
Мерцали будто свечки светлячки.
Так и сгорела Ёлка без остатка.
Звезду с макушки юный сорванец
Носил на своей куртке, как заплатку.
На свете всё имеет свой конец.