Приказ невесел – снова отступаем.
Кому-то надо прикрывать отход.
Что тут – верняк, мы сами это знаем.
Но – добровольцы – два шага вперёд!
Само собой, шагнули все ребята.
Решай, комбат – и вся тут недолга!
Но был один – стоял в строю девятым –
Который не осилил два шага.
И он один на той черте остался
И молча нам в затылки не глядел.
А батальон «на третий» рассчитался,
С заминкой на девятом – было дело.
Комбат был свой, не говорил спасибо,
Но объяснил, где будет ждать всю ночь.
И мы собрались умереть красиво
Не раньше, чем к семнадцати ноль-ноль.
Кто уходил, отдали нам гранаты –
Пусть танки нам заплатят за кишки!
А тот, который был в строю девятым,
Грузил с каптёром наши вещмешки.
Мы понимали всё – что он контужен,
И пять детей, и в окруженьи был,
Что воевал он никого не хуже –
Имеет право не пытать судьбы.
Но только стало на душе тяжельше,
Когда, уже под выстрелами, к нам
Приполз в окоп – не он, а рыжий фельдшер,
Известный всем по прозвищу «Мадам».
Я помню, как он бинтовал мне ногу,
Как на локтях я выползал к своим…
А в батальон вернулось нас немного,
И фельдшера не видели живым.
Скажу про все пять тысяч вёрст с боями –
Один такой был случай за войну.
Но до конца войны я всё боялся,
Что вдруг со всеми вместе не шагну.
(из книги "Эта долгая война")