Эдик вернулся в Хашури. В доме было также пустынно и одиноко. Неожиданно для себя в почтовом ящике он нашёл письмо от папы. Папа писал о своих делах, спрашивал как они живут и как здоровье у мамы. И Эдик понял, что папа ещё ничего не знает. Получается, когда папа писал своё письмо – письма с горестной вестью он ещё не получил. Мальчик посмотрел на штемпель, треугольничек был отправлен через три дня после того как… Сейчас-то наверное уже знает, получил наверное письмо. Ведь почти два месяца прошло.
Эдику вдруг до жути захотелось увидеть папу, прижаться к нему и стоять так долго-долго. И Эдик решил, что надо ехать на фронт, разыскать папу. Он не долго думая собрал котомку. Хлеба не было, но он сунул в неё сушёной хурмы и грецких орехов. Как-нибудь до фронта дотянет. Тем более, тут не далеко. Оказывается, папина дивизия защищает перевал.
Конечно на каком из перевалов папа точно Эдик не знал, но всё равно решил непременно его найти. Всю местность обойдёт, но всё равно отыщет. Он решил доехать до Зестафони, оттуда пойти в сторону гор.
Эдик отправился на вокзал. Вокзал охранялся. Но ведь не даром Эдик жил рядом, он знал все ходы-выходы. Эдик пробрался на вокзал и притаился за железнодорожной будкой. И увидел… Настоящий бронепоезд! Было понятно, что бронепоезд отправляется на фронт. «Вот бы попасть в него!» - размечтался Эдик. Но куда там! Бронепоезд тщательно охраняли. Да и потом, он же собрался разыскать папу.
Эдик заприметил эшелон, который явно направлялся на фронт. На платформах укрытых брезентом стояли орудия, судя по очертаниям сквозь брезент – пушки. Да и паровоз был прикреплён по левую руку от состава, то есть с западной стороны. Значит, точно на фронт.
Мальчишка выждал момент и пока рядом не было патруля, забрался в одну из телушек эшелона. В теплушке находились какие-то ящики, укрытые брезентом. Эдик забился в уголок и стал ждать, когда эшелон тронется. И дождался.
Двери теплушки раскрылись и показался патруль. Эдику приказали сойти на перрон. Его спросили кто он, откуда, зачем забрался в военный объект. И Эдик всё начистоту рассказал. Командир патруля сказал: «Иди домой, парень. Наши выбили фашистов с перевалов и с Кавказских гор вышвырнули. Так что папа твой теперь уже в другом месте воевать будет».
- Правда?
- Да, сейчас только что по радио передали. Всё, домой иди.
Не успел Эдик добежать до дома, как страшный грохот потряс округу. На вокзале взрывались вагоны. В небо взмыли огромные чёрные клубы дыма и по этому чёрному небу алыми языками трепыхалось пламя. Взлетали в воздух обломки, и кругом витал удушливы запах гари. Эдик бросился обратно к вокзалу. Навстречу ему быстрым шагом прошёл военный. И вдруг Эдик вспомнил, что видел его около эшелона.
На вокзале всё было оцеплено солдатами, на перрон не пробиться. Оцепление, солдаты с собаками, патрули. Эдик подошёл к одному из солдат и подёргал сзади за рукав. Солдат обернулся, это был тот самый командир патруля, что выпроводил мальчишку с вокзала. Командир патруля тоже узнал Эдика.
- Ну, парень, ты и везунчик! Взорвался ведь тот самый состав, в котором ты прятался, причём соседний вагон. Диверсия.
И Эдик вдруг понял, кто тот дядька в военной форме.
- Дяденька командир, а я видел диверсанта. Он у эшелона был, когда я прятался в теплушку. А после взрыва вон туда пошёл.
И Эдик указал направление.
- Какой он?
- В военной форме. Высокий, худой, с усами. Нос немного набок. На верблюда похож. И лицо вот такое, - Эдик скорчил гримасу, стараясь передать выражение лица подозрительного дядьки.
Командир патруля и ещё несколько солдат сразу же бросились в указанном направлении.
И лишь когда Эдик очутился дома – ему стало по-настоящему страшно. Если бы патруль его не нашёл, он бы точно взлетел на воздух вместе с эшелоном.
Утром сквозь сон он услышал тихие голоса. По дому кто-то ходил и разговаривал. Эдик приоткрыл один глаз. Две фигуры в форме. И голос. Такой знакомый, такой родной! Эдик распахнул глаза. И громкое радостное «Чоджа!» рвануло во все стороны, похлеще вчерашнего взрыва. Перед ним стоял улыбающийся папа. А рядом… тот самый командир патруля. Оказывается, они с папой были знакомы.
- Ну парень, - сказал командир, - ну и глаз у тебя, всё точнёхонько расписал. Поймали мы того. Он ведь и в самом деле диверсантом оказался. Тем самым, взрывальщиком.
Папа рассказал Эдику, что его дивизию после упорных боёв за Кавказ отправили на отдых. Сейчас они в Тбилиси. Дивизию переформировывают, в связи с большими потерями. И папа забирает Эдика с собой. Эдика берут воспитанником, но только на время, пока дивизия формируется. А потом они на фронт, а Эдика или в детдом, или к родне. Эдик был согласен на всё, хотя втайне подумал, что может быть всё-таки получится уговорить командиров, чтобы его тоже взяли на фронт.
Кроме Эдика в дивизии оказалось ещё два мальчика. Один ровесник Эдика, а второй года на два постарше. Они были сыновьями погибших бойцов этой дивизии и оказались круглыми сиротами, к тому же ни бабушек, ни дедушек, ни других родственников. Когда дивизию откомандировали на переформирование в Тбилиси, мальчиков нашли и приютили боевые товарищи их отцов.
Мальчишкам выдали солдатскую форму, но без погонов и знаков различия. Официально в списках дивизии они не значились. И по уговору должны были отправиться в детский дом, лишь только дивизия получит приказ выдвинуться на фронт.
Ну, а пока целых два месяца мальчишки были воспитанниками. Военный распорядок пришёлся Эдику по душе и солдатский быт тоже. Они с мальчишками с удовольствием участвовали во всех солдатских делах: и утреннюю зарядку выполняли наряду со всеми и кросс бегали, и картошку на кухне чистили, и учебные гранаты швыряли. Эдик научился собирать и разбирать автомат. И на стрельбище вместе со всеми ходили и им даже пострелять иногда давали. А водитель дядя Вахтанг стал учить Эдика управлять полуторкой.
Особое место занимали увольнения. В такие дни все трое воспитанников ходили в Муштаид кататься на детской железной дороге, в кино и в тир. Даже в цирке побывали.
Но время шло. Закончились и эти два месяца. Переформирование дивизии завершилось. Друзей Эдика определили в детский дом. А его судьбу решила Тбилисская родня. Они так и сказали Серго: «Никаких детских домов! Эдик будет жить у нас".
Накануне отправки папа отвёл Эдика к тётушке Лене и дяде Вано. Отныне Эдику предстояло жить в их семье. А папа снова ушёл на фронт.