таблетка натощак

Винил
С утра встаёшь - таблетка натощак,
поел - вторая, стало быть, зависим.
Пора пройтись, но трудно сделать шаг,
и сделав невозможное девизом,
идёшь гулять, жуя табачный дым,
тут если зависть - белая, и только.
Но как же быстро сделался седым...
Лекарства, это просто неустойка
за детство, юность, молодость твои.
Стареешь, медицина подкачала,
И всё-таки, как хочется любви,
всё той же, только чтоб начать сначала.
Чтоб снова целовать, как целовал,
чтоб снова та же страсть и та же нега.
Орешник возле дома сух и вял
на фоне свежевыпавшего снега.
Но рядом ходит, глядя в облака,
смешной малыш, задумчивый трёхлеток,
и жизнь не измеряется пока
количеством оставшихся таблеток.

***

Не безгрешен, чего там, и вот
время каяться, но ни в какую.
Без греха человек не живёт,
и смеюсь, возводя эшафот,
о любви с палачами толкую.
Палачи - это годы мои,
мне от них никуда, но замечу,
что не счесть мне грехов до семи,
не кончаются, чёрт их возьми,
есть большие, а есть и помельче.
Было много, и шли нарасхват,
увлекался, и не привирая
пил по капельке сладостный яд.
Неужели я в том виноват,
что не мог удержаться у края?
Брал что мог, не чурался, увы,
и любовь рифмовать начиная,
знал, что мне не сносить головы...
и с красавицей нежной на "Вы"
шла моя переписка ночная.
Как всё помнится, боже ты мой -
кожи ласковость, губы и плечи...
И не знаю, а что ей самой
вспоминается этой зимой.
Если б знал, может, было бы легче.

***

Живу сарказмом. В наши-то года,
когда сарказм потехе не помеха,
зима не в радость. Лето - это да.
Пока же мне, кривляке, не до смеха.
Однако чувство юмора рулит,
и можно поскользнуться шутки ради.
Но я пишу, насмешливый реликт,
заснеженный пейзаж в моей тетради.
Там всё для Вас, но скрыты имена,
там нет названий улиц, дат каких-то.
Там Вы и я, наш город и война,
и значит, тема юмора закрыта,
хотя и прорывается порой,
иначе и не выжить в эту зиму...
Не я, конечно. Это лиргерой.
Ему без Вас, мой свет, печаль и схима,
и вовсе не до смеха в наши дни,
его усмешка, нечто, вроде грима.
А снег, и смех... И ночь, где мы одни,
чудесна, и она неповторима.