Узел четвёртый
«БУРАН»
Мой переход на работу в НПО «Молния» состоялось в январе 1982 года. Смена работы, как показала вся моя дальнейшая жизнь, оказалось очень мощной реперной точкой в моей жизни. Тому, что потом будет происходить со мной, я обязан именно этому переходу.
О разработке Ракетно-космического комплекса «Энергия»-«Буран» было известно только в закрытых предприятиях. Это название было введено в открытое обращение с некоторого времени, а до этого введения, все наименования обозначались только в цифровых и буквенных индексах.
Вот в одно из таких предприятий, но по своей сути головное по этой теме в Министерстве авиационной промышленности, я и перешёл на работу. Тема была очень интересна. Но не мне в моих воспоминаниях писать хвалебные оды. Их выпускать в белый свет есть кому и без меня. О создании той техники уже много написано после того, как реализовались единственные в истории запуск ракеты «Энергия» с «Бураном» и прекрасная безупречная посадка многоразового орбитального космического корабля (далее буду применять термин ОК) в автоматическом режиме. Упомяну, что в то время американцы на Шаттле использовали ручную посадку.
Но это будет потом, а сейчас я вышел на работу в комплекс, который занимался разработкой важной системы (не хочу писать слово «очень», так как все системы были первостепенной важности). Эта система обеспечивала бортовые системы ОК необходимой гидравликой для их функционирования (шасси, аэродинамические органы управления, створки и прочее).
В комплексе работали одни конструкторы (не по названию должности, а по сути). То есть рабочее место – кульман, инструменты – ватман, карандаш и ластик. Я такой практической работой не занимался. Как увидел, что должен делать, то и желанья у меня не возникло, скорее наоборот. Вот куда меня затянуло под обещанием заниматься управлением и автоматикой.
Но «несчастье» и помогло. При ближайшем знакомстве с НПО оказалось, что в нём работают мои многочисленные друзья из плеяды ССО «Шушенское» разных периодов, а также даже есть одна моя одногруппница из МАИ. Вот, что значит отсутствие широкой информационной связи в то время.
Первым с кем я встретился, был Александр Васильевич Волковский (о нем писал). Мы обрадовались друг другу практически, как люди. Он мне поведал о том, кто из «наших» есть тут и в каком подразделении работает. Покурили и пошли навещать «наших». При этом Василич расспрашивал меня, как я сюда попал, куда, чем занимался раньше. После окончания мной института контакт мы практически не поддерживали из-за того, что я жил в Крюково, да ещё мои командировки.
Я ему вкратце рассказал о своем житье-бытие, чем занимался в командировках, как попал сюда и в каком комплексе. Он вдруг остановился и сказал, что создается отдел управления полетом ОК. Мол, Советом главных конструкторов принято решение о возложение на наше НПО ответственности за управление полётом на участке спуска и посадки. В этой связи Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский скоро подпишет приказ о создании соответствующего отдела и, что место мое в этом отделе.
Я упираться не стал ни на йоту и мгновенно согласился. После этого мы повидали Андрея Кондратова, ряд других ребят и девчонок из числа хорошо мне знакомых.
Ещё поведал мне мой сотоварищ о том, почему здесь работают в таком количестве наши общие знакомые и друзья. Оказывается, что весь следующий выпуск из МАИ, идущий за моим годом выпуска, распределили сюда. А ещё при этом иногородних обеспечили жильем. В итоге оказалось, что все живут в новом, строящемся в то время микрорайоне «Строгино» и практически в одном доме и подъезде.
Вот ребятам несказанно повезло!
Наобнимавшись и наговорившись иногда до накатившей слезы от воспоминаний, Волковский отвел меня к будущему начальнику отдела управления полетом – Павлу Анатольевичу Лехову. Он поговорил со мной и готов был взять меня в отдел прям с сей минуты, но ждем приказа и держим необходимую связь.
Необходимая связь продолжалась месяц. К нашей радости Лозина (так с любовью мы звали Глеба Евгеньевича) подписал приказ о создании отдела управления. В этом приказе была хорошая строчка – «Безоговорочно переводить в отдел специалистов НПО по представлению начальника отдела П.А. Лехова!».
В этот отдел из моих друзей попал только Волковский. Он мне позвонил от имени Пал Анатолича и пригласил на аудиенцию. Лехов дал мне переводной лист, в котором он сам заполнил, что касалось нового отдела, а затем подписал. Причём предупредил, о том, что буду слюной брызгать, ногами топать, грозить и не подпишут переводную записку. Мне же стоять стойко и вести себя спокойно, Лозина это предвидел, но формальности соблюсти надо хотя бы так.
Как предрекал Лехов, так и происходило. Как уж меня не обзывали в руководстве того комплекса и чего только я не наслушался. Вывод для себя я сделал один, что мне здесь по любому не работать после такого.
Конечно, своё согласие руководство мне не выразило и, естественно, не подписало. Я отнес «переводную» Лехову, он сказал, что наплевать на их несогласие и сегодня мой перевод подпишет у самого. Мне же было велено ждать его здесь и в тот комплекс больше не возвращаться. Он оделся, взяв папку с бумагами, и ушёл к генеральному конструктору.
Уж не помню по времени, когда вернулся Пал Анатолич. Он протянул мне переводную мою записку, на которой была резолюция красного цвета – «Утверждаю» и подпись генерального. Я с этой запиской пошел в кадры, где мне выписали новый пропуск, присвоили табельный номер отдела управления с этого дня. С тем комплексом я попрощался, но уже мысленно.
Лехов представил меня (хотя мы уже познакомились не официально) сотрудникам отдела – я был восьмой. Моё рабочее место оказалось рядом со столом Георгия Ивановича Романова. Мистика, конечно, но оно так было до последнего момента моей работы в НПО ... Даже в разных помещениях дислокации нашего подразделения.
Отдел своей площади пока еще не имел и располагался рядом с другим отделом, где до перевода работали все его сегодняшние набранные сотрудники. В том же помещении было рабочее место и моего старинного соратника по ленинградским треволнениям – Володи Молина. Вот уж была встреча так встреча. А ещё мой первый день работы в новом качестве совпал с тем, что у Георгия Ваныча был юбилей и он накрыл «поляну».
С душевного праздника, как знака с небес, началась моя новая плодотворная работа на благо управления полетом ОК.
Задачи перед отделом стояли грандиозные, а силы для начала их решения были очень малые. Нам в первую очередь надо было выпустить два важнейших документа (хотя, замечу, что простых мы не творили). К ним относились «Программа полета на участке спуска и посадки» (ПП) и «Технический проект Автоматизированной системы управления полетом на участке спуска и посадки» (АСУП).
Работу отдела курировали два Главных конструктора – Ю.Н. Труфанов (по АСУП) и генерал-майор, Герой СССР, летчик испытатель С.А. Микоян (сын того самого) в части управления полетом ОК с экипажем.
Со временем Ю.Н. Труфанов потихоньку оттеснил С.А. Микояна и всю идеологию управления полетом на участке спуска и посадки подмял под себя.
Меня П.А. Лехов определил в большей степени к разработке ПП, которой занималась в основном И. Васютина.
А.В. Волковский вплотную занимался вместе с Г.И. Романовым разработкой АСУП, к которой я тоже подключался по мере необходимости.
Разработка ПП требовала разработки типовых полетных операций (ТПО). Иначе это формализованный набор режимов функционирования и работы всех бортовых систем, с присвоенными им определенными индексами. Эта работа проходила в теснейшем сотрудничестве с «Королёвской фирмой» – НПО «Энергия». В соответствующее «родственное» подразделение к проектантам (а у нас всего-то 2 человека – Инна и я) мы ездили, чуть ли не каждую неделю.
Эта работа была более определенной и конкретной. Специалистами, кто разрабатывал бортовые системы, были разработаны режимы функционирования бортовых систем на разных участках. По каждому режиму прошло необходимое согласование. Режимам потом присваивались индексы. Из индексов складывалась ТПО, которая должна запускается и управляется системой управления ОК.
Разработка АСУП для двухсредного космического аппарата самолётного типа проходила практически впервые в истории космонавтики. Набор наземных и космических средств, обеспечивающих функционирование АСУП, был задан изначально. Сочленение их в единый автоматизированный комплекс в целях успешной реализации задачи контроля и управления полетом ОК, при его сходе с орбиты с момента, начала атмосферы (ориентировочно на 100 км) и до останова на посадочной полосе, нам надо было создать. Сюда входило анализ работы бортовых систем, состояние и работа экипажа, анализ траектории полета в атмосфере.
Мало того, потом разработанный технический проект по АСУП надо отстоять пред многочисленными ведущими маститыми фирмами, занимавшимися в СССР со времен С.П. Королева освоением космического пространства.
Об участии таких фирм в разработке ОК много фильмов показано по ТВ, где рассказывается о создании, пуске и приземлении «Бурана» (но это будет потом и впереди). Приводить их здесь для пафоса не вижу смысла.
Разработка указанных документов шла с чистого листа, чем она и была интересна. При этом нам приходилось сталкиваться с маститыми, амбициозными спецами из НПО «Энергия». В боях за ПП или за АСУП бились до мата и не на жизнь, при отстаивании нашего видения. Иногда было такое ощущение, что те спецы и наш отдел были из разных стран, а может даже и с разных планет.
Меня можно упрекнуть, мол, зачем технические подробности в таком количестве. Отвечу так – «Об этом мало кто расскажет, в силу того, что мало кто такими вопросами занимался!».
Параллельно моя личная жизнь тоже началась с нового листа. Я и Алла Шленёва в мае поженились. Засвидетельствовали тот факт С. Панферов и его подруга из МХАТа Е.К. Чимишкян, которые на следующий год тоже сочетались.
Семья жены в составе мама – Татьяна Ивановна Давидовская и Алла Шленёва (фамилия по отцу, осталась неизменной) проживала в трехкомнатной квартире в самом начале улицы Б. Полянка в доме с башенкой. Аналогичный по архитектуре дом находиться на ул. Тверская возле Тверского бульвара, в этом доме в своё время находился магазин Армения. В этой же квартире также проживала семья старшей дочери Татьяны Ивановны – Татьяны, ее муж и сын.
Для дополнительного представления об этом доме, забегая вперёд, также скажу такое. Напомню эпизод из фильма «Небеса обетованные» (реж. Э. Рязанов, 1991 г., Мосфильм), в котором полковник с балкона на кухне бросает гирю на авто. Он снимался в соседней квартире. Даже клеёнку на столе менять не стали.
О семье сестры жены писать ничего не буду. По принципу «о покойниках» – хорошего … О ней хорошего вспомнить ничего не могу, а плохое ворошить не буду. Бог с ними.
Татьяна Ивановна (теща) была дочерью генерал-лейтенанта Ивана Елизаровича Давидовского (родом из Белоруссии) и его супруги Варвары Павловны (из титулованного рода). Отец был легендарной личностью и оставил значительный след в военной истории СССР.
О его подвигах и жизненном пути можно найти много статей в интернете. От родителей осталась эта квартира, с интерьером и обстановкой из побеждённого Берлина, огромной библиотекой (книги были везде), предметами искусства (в том числе из коллекции Н.А. Семашко), а также дача рядом с платформой «Трудовая». Когда-то в эту квартиру в гости приходил маршал М.Н. Тухачевский.
О библиотеке. В ней было много раритетных изданий. Среди них собрания сочинений Д.С. Мережковского, Г.П. Данилевский, «История государства Российского» Н.М. Карамзина издание конца 19 века, «Русский архив», издававшийся П.И. Бартеневым и иные энциклопедические издания, выпущенные в свет до 1917 года. Мне было, куда погрузиться головой.
Отдельное слово о даче. По инициативе Ивана Елизаровича, при поддержке генералитета, была написана записка И.В. Сталину с просьбой разрешить создать дачный посёлок рядом с платформой Трудовая. Он, мол, будет предназначен для отдыха особо отличившихся военачальников в ходе Великой Отечественной войны. Отец народов красным карандашом на ней написал (почти дословно) – «Согласен, с выделением участков в пожизненное пользование!». Этот документ хранится в семейном архиве.
Татьяна Ивановна в свое время безотрывно работала с мужем Юрием Васильевичем Шленёвым в Сарове-16. Где-то там она получил «дозу», из-за которой прекратила трудиться над темой по созданию атомного изделия.
Дальнейшая ее трудовая деятельность проходила в НПО «Энергия». Доза сильно повлияла на здоровье тещи. Ходила она с трудом. Но бывали случаи её самостоятельного «выхода в свет». Это случалось тогда, когда ночью ей хотелось курить, а папирос не было (она курила папиросы «Беломорканал» предпочтительно из Ленинграда и желательно производства фабрики им. Урицкого). Она ночью вставала и потихоньку вдоль водоотводного канала шла на Курский вокзал. Там тёща пила кофе, покупала табачные изделия и тем же путём возвращалась домой.
Для еды Татьяна Ивановна очень любила полную сервировку стола, тем более, что в доме для любого вида сервировки в наличии было всё. Относилась она к этому действу строго и щепетильно. Если какого-то аксессуара не хватало, то она могла и выказать полное недовольство, которое могло вылиться в отказа от еды.
Но были у неё настроения, в состоянии которых она принимала простую сервировку стола.
Отец моей жены Аллы – Юрий Васильевич Шленёв (по-простому – тесть) – был тоже легендарным человеком. Он родился в Санкт-Петербурге в семье тайного советника по социальному обеспечению, а вырос уже в Ленинграде. В школе Юрий Шленёв учился с братьями Стругацкими (именно теми писателями-фантастами, а с младшим даже в одном классе), А. Я. Гомельским (ставший известным в будущем, как тренер сборной СССР по баскетболу).
Юрий Васильевич любил рассказывать о том, что класс, в котором он учился, был уникальным. Математику им преподавала мама Стругацких.
Кроме об уже сказанных одноклассниках, из того класса вышло ещё несколько академиков. В домашней библиотеке были все книги Стругацких, которые были изданы к тому времени из всего, что ими написанного. Книги были подарены авторами с трогательными автографами.
Юрий Васильевич был «блокадником». Воевал, правда, это началось с 1943 года. После окончания Великой отечественной войны он был направлен на создание первой ядерной бомбы. По работе Юрий Васильевич был знаком со многими академиками, участвовавшими в создании изделия. В Сарове-16 их семья соседствовала с академиком А.Д. Сахаровым – квартиры находились на одной лестничной площадке.
Юрий Васильевич закончил трудовую деятельность благополучно. По её результатам он, помимо социальных званий «Ветерана войны» и «Блокадника», относился еще к категории «Ветеран особого риска» (за испытания изделий на острове «Новая Земля»).
Человеком мой тесть был очень весёлым. В основном он проживал в Ленинграде, а с его приездами всё в доме начинало преображаться. Шутки сыпались из него, как из мешка. А ещё он собирал в холодильнике все мясные остатки и варил тёще суп типа солянки.
Свободное от готовки еды время, семья отдавала игре в преферанс. Играли настоящую классику, ещё дореволюционного строя. Играл и я. Иногда такие мастера «префа», как мои родственники-коллеги, удивлялись тому, что они никак не могут поймать меня на мизере … При явном ловленном … Тёща от несостоявшегося моего поражения искренно злобно высказывала мне – «Коротков, ты нахал!». А рисковал с ними я довольно таки часто (школа игры в тех командировках). По итогам очередного преферанса, тёща в расстройстве уходила к себе … С глаз долой, и успокоить свой азарт.
Татьяна Ивановна с приездом Юрия Васильевича также преображалась. Её самочувствие значительно становилось лучше. Она чаще вставала со своей кушетки, стоявшей в её комнате. В такие моменты ездили в гости к Маруше в Отрадное или к маме в Архангельское.
Тетя Маруша (так её называла жена, а потом стала и дочь Маша) или Маруша (так её называли тёща и тесть), или Мария Евгеньевна Витачек, была очень близким человеком семье. Её отец – Евгений Францевич Витачек – был, чуть ли не последним, великим скрипичным мастером Европы, родом из Чехии. В память о его трудах в нашей истории осталась написанная им книга «Очерки по истории изготовления смычковых инструментов» (Государственное музыкальное издательство, Москва 1952 Ленинград). В Чехии ему поставлен памятник. А похоронен он на Введенском кладбище, недалеко от доктора Гааза. О нем тоже можно найти информацию в интернете.
Маруша работала в Интуристе. Она часто приглашала нас на концерты, которые в то время проходили для интуристских групп в качестве культурной программы. Мы слушали Юрловскую капеллу, хор им. Свешникова, хор храма св. Николая при Третьяковской галерее и иные замечательные хоры. Зимой Маруша приглашала нас для катанья на тройках на ВДНХ. Катанье начиналось от ресторана «Золотой колос» и там же заканчивалось, а проходило по территории Ботанического сада. В начале сентября мы в обязательном порядке ездили на день рожденье Марии Евгеньевны к ней на дачу, которая осталась ей отца. Она располагалась недалеко от платформы Отдых.
В такой легендарной, замечательной, интересной семье я начал новую жизнь.
Работа в отделе кипела, как хороший паровой котел. Стали появляться новые сотрудники, которые сразу, как говорят с колес, включались в тематику отдела. Мимо такого события, как моя женитьба, не смог пройти ни один мой коллега и друг. Отдел поздравил меня с событием, как мог, а я решил отблагодарить коллектив шашлыками, которые организовали в одну из пятниц.
Было даже какое-то профсоюзное движение, вроде, проведения «Дня здоровья». Оно должно совершаться вне стен НПО, а под эту сурдинку вместе со здоровьем были проведены шашлыки в Архангельском.
Так я познакомил отдел с женой.
Алла в силу каких-то своих причин не захотела на первое время жить у себя дома. Для решения проблемы я связался со своей двоюродной сестрой Галей (напомню – дочкой моей тети Мани и дяди Жени к тому времени уже покойных), проживавшей в Кунцево. В разговоре я обратился к ней с просьбой пожить в квартире родителей.
Галя согласилась, мы встретились, она передала мне ключи. Но предупредила, что одну комнату они сдают. Меня это не смутило. Я и Алла переехали в Давыдково. Каково же было мое удивление, когда увидел квартиросъёмщиков. Жилплощадь снимали хорошо мне знакомые муж с женой из того военного городка, где я бывал в командировке. Мало того, муж был из боевого расчета, которым командовал В.К. Телегин.
Каким уж путем Володя познакомился с моим двоюродным братом Геннадием (напомню – сыном тетя Мани и дяди Жени) одному Богу известно. О том событии смутно мне рассказал уже мой новый сосед. Мол, Володя где-то выпивал, а Генка оказался рядом. Гена привёл Володю на эту квартиру. К тому времени Телегин вышел в отставку, а жить у отца с мамой он не захотел. Володя некоторое время жил квартире моих тёти и дяди. Такие вот метаморфозы.
Моих теперешних соседей по своим каналам перевели служить в Москву. Володя сосватал им это жилье, а сам куда-то съехал, контакта с ними он не терял. Просто диву даешься, какое происходит переплетение судеб.
Мы стали жить некой коммуной, что в принципе не мешало ни моим знакомым, ни нам. Могу смело констатировать, что квартира моих родственников, стала местом, где образовалась жизнь нашей будущей дочери – Маши.
Пожив в такой коммуне месяца три, мы решили переехать на Б. Полянку. Нажитого было немного, и потому сам переезд состоялся очень легко.
В вязи с увеличением количества сотрудников отдела, нам выделили свое помещение, правда, оно тоже было временное. В НПО полным ходом шло строительство. Было запланировано большое количества корпусов для размещения сотрудников, создание камер для проведения испытаний, создание разнообразных стендов. А пока не построили, то так …
Меня (прямо скажем для меня очень неожиданно), озадачили разработкой организационной структуры управления полетом. Основную структуру разрабатывали в НПО «Энергия» в рамках создания инструкции по управлению полётом ОК.
В двух словах о сути. Традиционное управление полетом при выведении изделия на космическую орбиту и на самой орбите происходит из ЦУП, находящийся в городе Королев. Совет главных конструкторов, учитывая специфику ОК, принял решение о создании на Посадочном комплексе ОК запасного регионального центра управления. А в нём должна быть Региональная группа управления полетом (РГУП).
Вся моя дальнейшая трудовая деятельность уже была связана только с этим направлением деятельности – организацией управления полётом.
Вот какая по облику, структуре и с какими задачами эта самая РГУП должна быть, доверили заниматься именно мне … Конечно, под начальственным надзором. Задача прямо скажем очень непростая, так как в ней, сконцентрирована вся квинтэссенция глобальной работы всей страны по созданию космического самолета и его использования.
В беспилотном варианте от работы РГУП мало что зависело, а вот в пилотируемом варианте – это реальная работа с экипажем ОК при посадке. Надо заметить, что участок посадки самый напряженный в своей заключительной фазе полета. Он очень скоротечный, требующий непрерывного контроля траектории снижения до посадочной полосы. Варианта захода на второй круг при промахе ОК мимо посадочной полосы нет.
А в стране начались существенные изменения.
В день милиции в 1982 году отделом отмечали в ресторане Узбекистан праздник Великой октябрьской социалистической революции. Играл оркестр, блюда были вкусны и свежи, настроение у коллектива приподнятое. Приносят горячее – шашлык на ребрах. И именно в этот момент оркестр молчаливо встает и уходит.
Посетители продолжают громко смеяться, выпивать, шутить, но с исчезновением оркестра стала чувствоваться некая нехватка веселости и пустота. Шашлык доели под свои шутки, допили всё, что положено, расплатились и разошлись по домам. На следующий день поняли причину ухода оркестра – он ушел со сцены потому, что ушёл со сцены жизни партийный генсек Л.И. Брежнев.
Потом будет череда уходов генсеков, назначенных после Л.И. Брежнева, но этот уход запомнился особенно. И вот чем.
В центре Москвы стояла полная тишина. Машины не ездили, а если и проезжала какая-то, то это была спецмашина. Поток автомашин в центр отсекался на дуге кольца м. «Добрынинская» – м. «Октябрьская». На подходе и вдоль всего Большого каменного моста стояли военные с определенным интервалом.
Но семейная жизнь, требовала проведение обыденных забот. Надо было покупать продукты. Я пошел в гастроном «Ударник». На улице можно было ходить свободно, хоть, даже по проезжей части вдоль и поперек. Светофор не работал. В магазине я был приятно удивлен – покупателей никого, а в витринах полно еды, в мясном отделе выбирай всё, что хочешь. Я набрал продуктов столько, на сколько было с собой денег.
Неся купленное домой, заглянул в кинотеатр «Ударник». В нём шёл фильм «Мать Мария» (Мосфильм, 1982 г., реж. С. Колосов). По возврату домой, рассказал об увиденном. Теща загорелась пойти в кино, что мы вдвоем и сделали. Татьяна Ивановна решила посетить буфет. В нём было всё, что душе угодно и глаза разбегались от бутербродов с деликатесами. Попив кофе с бутербродами и покурив, пошли зрительный зал. В зале сидели мы и еще два человека.
Обратно домой шли наискосок через малый Каменный мост. Вроде бы печальное событие, но у нас настроение было приподнятое.
В марте 1983 года на свет появился маленький Человек – дочь Маша. Имя дочери витало в воздухе. Напомню, что в наследство от моей тети Мани и от тети Маруши, дочери дали имя – Маша. Жизнь наполнилась совсем другими смыслами, заботами, хлопотами. Слава Богу, доченька спала ночью хорошо. Мы кормили ее на ночь до «отвала», и она спала до утра не тревожно и давала спать нам.
В октябре месяце сестра жены уехала в Ялту к мужу на съемки фильма (муж работал помощником оператора на Мосфильме). Своего сына Алексея она оставила на наше (а более всего на Аллино) попечение. В этот месяц и в такой домашней ситуации, ушла на небо утром Татьяна Ивановна. Я был на работе и срочно приехал домой. Алла с детьми была дома и хорошо, что она успела покормить их. Я бегал по учреждениям и оформил все необходимые процедуры для прощания. Юрий Васильевич как будто почувствовал такое событие. Он, не зная о произошедшем, приехал неожиданно для нас очень рано на следующее утро.
Дали телеграмму Татьяне. Она прилетела из Симферополя с недовольством, что ей пришлось прервать своё пребывание в Крыму. Она в знак траура и своего участия в нём, выставила нам счет на оплату ей билета на похороны матери. Такой вот человек, если это слово уместно …
Татьяну Ивановну на небо тихо отправили в Донском монастыре. Всё происходило в крематории, который работал в то время при монастыре в центре Москвы. Потом прах тещи упокоился на Введенском кладбище в Лефортово, у родителей.
В период жизни на Б. Полянке к нам в гости, а мы соответственно в ответном порядке, приходила потомок Е.Д. Стасовой (соратница В.И. Ленина) – внучка Ирина с мужем.
Ходили в гости в семью Полянских. И Стасовы, и Полянские проживали в «Доме на набережной» (так назван этот комплекс в романе Ю. Трифонова). Квартиры по своей планировке и архитектуре были не очень удобны для проживания. В них ещё стояла казённая мебель в серых чехлах, с шильдиками, на которых были выбиты инвентарные номера.
Чуть позже у меня состоялась первая моя командировка на Байконур. О моих первых и последующих впечатлениях о тех краях мной написан рассказ с одноименным названием. Повторять здесь, что написано в этом рассказе, наверное, не имеет смысла. В дальнейшем командировки на работу на этот полигон стали регулярными, с каждым разом более длительными.
С одной стороны для семьи это была колоссальная финансовая поддержка, а с другой дочь росла как бы без меня. Я приезжал на короткое время всегда с новыми игрушками (в Ленинске был хороший «Детский мир») и рюкзаком продуктов. Маша всегда радостно бежала ко мне, когда я появлялся в дверях, и так трогательно прижималось …
Постепенно вырисовывалась организационная структура управления полётом. В отдел из другого комплекса перешел Андрей Кондратов. Его подключили работать со мной. С этого момента решением задач по организации управления полетом мы занимались вместе. В отделе нам даже прилепили наподобие прозвища – «Братья Ко».
Советом главных конструкторов был принят дополнительный вывод, о необходимости решения двух новых задач – по метеорологическому обеспечению в целях реализации участка спуска и посадки, и организация управления воздушным движением на участке спуска и посадки.
Решение этих задач возложили на нас.
Параллельно, в ходе разработки АСУП, выявилась архиважная проблема. Ранее заданный набор наземных средств контроля траектории полета ОК не позволял построить объективную траекторию его полета от данных наземных радиоэлектронных средств. На основании её и по траектории полёта, построенной на основании данных, передаваемых с борта ОК, штурман должен был вырабатывать голосовые подсказки экипажу.
Средства такого контроля в СССР существовали, но при задании разработки этой темы, они не были учтены. Одним словом – у штурмана посадки информация была в плоскости, а не в трех координатах. Эту проблему пытались завуалировать. Ведь финансовые средства на создание наземных средств контроля кому надо выделены и с успехом осваивались. Озвучивание проблемы на высоком уровне привело бы к тому, что надо многое пересмотреть, подключить новых подрядчиков, дорабатывать конструкцию ОК. А это за собой влекло существенное изменение сроков создания и, как следствие, запуска ракетно-транспортной системы, неизвестно в какой срок.
Если организация работы РГУП вырисовывалась. То решение задачи по организации метеорологического обеспечения была далека от решения. Добавили остроты новые решения Совета главных конструкторов, гласящие о том, что:
в качестве запасных аэродромов будут использоваться аэродромы «Симферополь» (принадлежность гражданской авиации, а первоначально был аэродром «Белая церковь»), и «Хороль» (в Приморском крае, принадлежность к военным, первоначально был аэродром «Елизово»);
с целью спасения ОК при выведении и в случае аварии ракеты-носителя было принято решение о задействовании ряда аэродромов для его вынужденной посадки, расположенных вдоль трассы выведения. Они должны близко подходить по длине посадочной полосы для посадки ОК. Потом по результатам рекогносцировки были выбраны 15 аэродромов разной ведомственной принадлежности.
Перед нами возникли следующие проблемы.
Проблема первая – мы были по образованию не метеорологи. Я и Андрей начали самообучаться этой науке для того, чтобы говорить с метеорологами на одном языке. Первая книга по метеорологии, с которой мы начали свое самообразование начиналась словами – «Вчера весь день вычерпывали из подвала ваши незначительные осадки». Они оказались наиболее понятными из всего того, что нам пришлось изучать потом, а именно тексты со специфическими терминами.
Проблема вторая – в СССР оказалось много метеорологических служб. Общая – для народного хозяйства, у гражданской авиации – своя, у ВВС – своя, у моряков – своя, у спасателей – своя, у космических сил – своя. Мало того применялись разные понятия. Например, «ветер северо-западный» в гражданской авиации понималось так – откуда дует ветер, а в ВВС – куда. А еще аппаратура измерения метеопараметров, вернее их точность измерения, разнилась в ведомствах на порядки. В гражданской сфере она была более точная, чем в военном применении.
С целью решения этой задачи, мы изучили то, как американцы выкрутились из этой проблемы для обеспечения полетов Шаттла. В результате в США появилась единая метеорологическая служба. Наши усилия, направленные всем метеослужбам в СССР на их объединение, оказались тщетны. Мы не сумели создать единую метеослужбу, как не бились.
Проблема третья – перед стартом в систему управления ОК закладывались две уставки, величины которых зависимы от метеорологии:
направление захода на посадку – в авиации любой принадлежности оно выбирается по принципу против ветра, такой же принцип был применен для ОК;
давление на уровне посадочной полосы.
Разные точности измерений направлений ветра подтолкнули нас к рационализаторскому предложению – разработке инструмента расчета направления захода на посадку с учетом точностей измерения направления ветра в разных метеослужбах. Это мы с успехом реализовали.
Проблема четвертая – сбор метеорологических параметров для расчета указанных уставок. Расчет и закладка уставок происходит перед самым запуском на стартовом комплексе, а во время полета – из ЦУПа. Вот тут «собака тоже порылась» … Прямых каналов связи со всех выбранных аэродромов для вынужденной посадки ни туда (на стартовый комплекс), ни туда (в ЦУП) никто не предусматривал. Но это была уже не наша задача.
Решение задачи по управлению воздушным движение во время пуска и при посадке на конкретный аэродром было гораздо проще. В её решении принимал уже и А.В. Волковский. Всё сводилось к введению запрета режима полетов в нужном районе. Эта процедура в СССР было отработана до мелочей.
Для ее реализации применительно к ОК необходимо довести до аэродромов нужную информацию в заранее согласованные временные точки её передачи. Остальное уже было дело техники для закрытия воздушного пространства.
На работе решались проблемы и задачи. А мы семьей на лето уезжали к маме в Архангельское. Конечно, в однокомнатной квартире было тесновато, но для дочери свежий воздух, не хлорированная вода и тишина. Вечером я, приехав с работы, брал коляску с находившейся в ней Машей. Кроме этого также брались теннисная ракетка, мячи и переодевшись для игры на корте, в компании шёл на спортивную площадку санатория «Архангельское».
Там в определенное время собирались любители большого тенниса. Сначала играли отдыхающие, потом местные «профи», а когда они наиграются, то на корты высыпали мы – любители. К последним относились практически все мои друзья или знакомые, проживавшие в Архангельском. Среди них были и лица женского пола. Когда я приходил с коляской, то девчонки оставляли сквош и начинали играть с Машей или катать её, Маша при этом не возражала.
Хоть мы и были любители, но играли самозабвенно, с азартом и большим интересом. Однажды мой друг Виктор Луценко подошел ко мне и попросил ракетку попробовать пару раз ударить по мячу. С той стороны сетки стоял тоже мой друг – Игорь Трубин (офицер, воевавший в Афганистане, преподаватель в Московском институте связи). Он готовился принять мяч и отразить его. Луценко поднял ракетку (глядя на то, как мы это делали при подаче). Подбросил мяч в воздух и со всей своей дури влупил по нему. Мячик летел параллельно земле. Трубин же, нагнувшись, ожидал его как при нормальной подаче. Мяч пролетел мимо сетки и встретился с глазом Трубина.
Удар был такой силы, что Трубин тут же повалился на спину. Полежав немного на земле, пострадавший очухался и медленно поднялся. Вечерняя игра для него была испорчена, вокруг глаза образовался хороший фингал.
В другой раз Луценко попросил ракетку не у меня. С целью удовлетворения его спортивной страсти ракетку ему дала одна из девчонок. Только в этот раз напротив него стоял и подавал мячик я. Виктор мяч принял, не промахнулся. Со всей дури он влупил по нему ракеткой в ответ. Мячик дальше ракетки не полетел. Он застрял в струнах, которые оказалось слабо натянуты. На том обучение теннису Виктор Луценко прекратил.
В основном мы играли без эксцессов и травм, а после игры всегда шли купаться в Москва-реке и всей гурьбой возвращались в поселок.
В НПО поступали разнарядки об оказании помощи подшефным сельхозпредприятиям. Эти заявки обрабатывались руководством, профкомом, парткомом. Затем разнарядка распределялась по структурным подразделениям, которые должны были в обязательном порядке выделять сотрудников для отправления их на оказание шефской помощи. Не исполнение спущенных в отдел разнарядок каралось очень строго и сурово – выговорами, премиями и прочими оргвыводами, вплоть до карьерного роста.
Одним из видов оказания шефской помощи в НПО была работа в совхозе под Волоколамском, который находился в Ошейкино.
В Ошейкино проживал мой двоюродный брат Анатолий Иванович Ракитин, старший сын маминой сестры – тети Симы. К нему я со товарищами часто приезжал для сбора грибов. Лес, который был в Ошейкино, относится к Завидовскому национальному парку, а брат работал в местном военном лесничестве. Лес он знал очень хорошо и водил нас по местам, где росли белые, подберезовики, подосиновики и иные представители грибной братии. Из забавного, произошедшего при посещении леса с целью сбора грибов, вспоминаются следующие несколько случаев.
«По первости в гости к Анатолию Ивановичу приехал я с Виктором Комаровым. Встреча состоялась, как ей и положено – с небольшим застольем. Сидели с бутылкой белоголовицы. На столе стояли соленые огурцы, картошечка жареная – всё со своего огорода (тут надо заметить, что у брата всегда всё росло так, как ни у кого в деревне). Мы выставили на стол дары городские – вареная колбаса, тушенка. За харчами брательник рассказал о своем житье бытье. Я его не видел со времен его же свадьбы, которая произошла в Ошейкино. Сейчас он жил один. С женой он давно разошелся, его дочка иногда приезжала в деревню и заглядывала к отцу. Иногда из Поваровки приезжала родная сестра – Валентина с мужем Володей, тоже за грибами, картошки деревенской взять, да иной продукции огородной прихватить. Я брату рассказал про наше житье. Разговор был до тех пор, пока не закончилась поллитровка.
Утром втроем пошли в лес. За нами увязался брательников кобель. Он бегал по своим, собачьим интересам и мы наблюдали его изредка. Лес, куда привёл нас Анатолий, был сосновый, со мхом глубиной по колено. На мху лежали шляпки грибов. При вытягивании их из мха вылезала ножка длинной на всю глубину мха. Такого я еще не видел. Вдруг где-то вдали послышался собачий голос – это был вой, но какой-то странный, на одной ноте. Мы встали и стали слушать. Брат сделал вывод.
– На нас гонит!
– Кого? – спросил я.
– Может кабана, а может еще кого – спокойно ответил брат.
На всякий случай мы взяли по дрыну в руки. Звонкий вой всё ближе и ближе. Вдруг мимо нас пулей пролетел огромный заяц русак, а через несколько секунд воя изо всех сил и сам кобель. Где-то вдали собачий вой стал стихать и затих совсем.
– Как же пес, Толь? – поинтересовался я.
– А придёт … – спокойно ответил Анатолий Иваныч.
Потом он нам показал еще несколько мест, где обильно росли грибы, и мы в лес ходили уже самостоятельно!».
«Другим разом в Ошейкино приехали я и Сергей Панферов. Шла опятная пора. Встреча с родственником прошла по установленному ритуалу. Лес мы знали, а потому пошли в него вдвоем. Ходили не друг за другом, но, чтобы слышать окрик «Ау» и при этом отвечать в ответ. Подошли к низкорослому ельнику. Грибы были обильные – белые, лисички, подосиновики. Собрав попавшиеся дары, я выпрямился. Смотрю метров в двадцати черная спина. Я давай кричать «Кум … Кум». В ответ молчанье. А спина ходит и не обращает внимания на мои крики. Тут мне стало не по себе. Мать честная – кабан. Я тихонько, тихонько стал отходить от ельника подальше. Отойдя, как мне тогда подумалось, на безопасное расстояние, я начал взывать к Сергею. Вскорости я услышал его отклик и пошёл в сторону доносившегося звука. А через некоторое время и встретил сам источник звуковых сигналов. Подойдя к Куму, я рассказал ему о нежданной встрече и то, как принял спину кабана, за его спину. Далее при сборе грибов мы уже старались быть ближе друг к дружке.
На следующий день поднялся сильный ветер. Сергей решил вернуться домой. Я проводил его на автобус, шедший в Москву, а сам решил, что грибов собрано маловато и пойду-ка я да подсобираю ещё.
Ветер в лесу бушевал так, что мне даже стало немного не по себе. Макушки деревьев качались навстречу друг дружке, они встречались и бились сучьями, которые с треском ломались, летели на землю, а по пути ломая нижние сучья. Я в таком хаосе нашел хорошее место, где опят было много, на сколько хватит глаз. Сбор грибов увлек меня, и я отвлекся от творившегося вокруг урагана.
Набив всё, что было взято в качестве тары, решил, что хватит и надо, пока не поздно, возвращаться домой. Небо стало чернеть, а это значит, что скоро надо ожидать дождя. Огляделся в поисках места, откуда я пришёл. В итоге не смог сориентироваться в какую сторону идти домой. Но тут на глаз попался квартальный столб. А от него шла тропинка. Вот по этой тропинке я и пошел. Тропинка вывела меня к широкой тропе почти лесной дороге, по которой мы ходили и не раз. Здесь всё мне было знакомо. Уже с легкой душой я пошел к выходу из лесу. Вот показалась опушка, и я пошел на выход из лесу, сойдя с тропинки. Иду, иду и … Оказываюсь у знакомого квартального столба. Я постоял … Успокоился … Всякое бывает … Пошёл по тропинке от него, как и в первый раз … Вот она широкая тропинка … Иду на выход из лесу … Вот показалась опушка … Иду к опушке и … Оказываюсь у того же квартального столба. Тут у меня затряслись поджилки.
Я постоял, успокоился и опять пошёл по тропинке. Выйдя на широкую тропинку, решил не сворачивать с неё, чтобы я не видел. Так я и шёл, пока не вышел из лесу. А там уже путь через поле и вот она деревня. Всё оказалось вовремя, пошёл сильный дождик, и стало темно, как ночью. Брат, выслушав о моих похождениях, сказал, что меня водил Леший и хорошо, что он отпустил!».
«Я много рассказывал жене Алле об Ошейкино, о том, сколько там грибов, да так, что она соблазнилась туда поездкой. Встреча с братом прошла без отклонений от ритуала. Познакомившись со своей золовкой, Анатолий расщедрился – вынул и поставил на стол дополнительно миску с солеными грибами, которые оказались неимоверно вкусны. Единственное, что отличало от предыдущих застольных посиделок так это то, что бутылку белоголовицы выпили мы вдвоем с братом.
Утром я повел жену в лес. Подходя к опушке, мы услышали странные звуки. Они раздавались периодические и были звуками сухого треска, хотя, ветра не было, но был лёгкий туман. Треск разносился в воздухе в результате какого-то глухого удара. При приближении к лесу мы увидели такое зрелище.
На опушке друг против друга стояли два крупных самца – маралы (а может лани), а чуть поодаль, за ними с интересом наблюдала – самка. Самцы расходились на расстояние и, набирая скорость, бежали навстречу друг другу пока не сталкивались ветвистыми рогами и давили ими друг на друга. Слышимые нами удары и после этого треск нашли своё объяснение. В целях безопасности, мы стояли поодаль, наблюдая борющихся. Правда, поединок длился не долго. Один из самцов убежал в лес, а победитель с подругой спокойно пошли по своим молодожённым делам.
Грибов в лесу была прорва и Алла на всю жизнь запомнила такое количество росшего природного белка.
В этот раз, собирая грибы, мы наткнулись на тушу дохлого кабанёнка. По возврату домой я о находке рассказал брату. Он пояснил, что для урожая картошки на совхозных полях обильно применяют химические удобрения. Кабаны приходят на эти поля, воруют картошку или делают потраву. Вместе с плодами наедаются удобрениями, от них потом и дохнут!».
Продолжение следует.