Эпиграф.
"И на старуху бывает проруха, как сказала польская красавица Инга Зайонц через месяц после брака с другом моего же дет-ства Колей Остенбакеном".
(«Золотой телёнок» И. Ильф, Е. Петров)
Бывает что и на старуху,
Как в прочем и на старика
Порой случается проруха.
Ну, что ж, начну издалека.
Любви все возрасты покорны.
Своим «хочу» не прекословь.
Смешалось всё с годами: порно,
И секс, и чувства, и любовь.
При этом всё в одном флаконе,
Что невозможно разделить.
Был бы моложе, сразу б понял.
Чего тут думать? Надо пить.
А нынче что? Не так, как прежде.
Виски покрыло серебро.
И рад бы был, да что-то держит.
И толку то, что «бес в ребро».
Мой друг, как я, был честных правил.
Когда на склоне своих лет
Влюбился. Чёрт его подставил.
Как глупый юноша, как шкет!
Он не задрот, высок и статен.
Таких и любят и хотят.
Но не решителен и кстати
Ему давно за пятьдесят.
И вроде бы не глупый дядя.
Ведь многих барышень познал.
А вот, пойди же, в её взгляде
Увидел женский идеал.
В его больную поясницу
Амур пустил немало стрел.
Но подойти и объясниться,
Он не решался и робел.
Свиданья с ней случались редко.
Он чаще видел бывших жён.
Она была его соседка.
Жила чуть выше этажом.
Она при встрече улыбалась,
Кивала мило головой,
И видно было, что стеснялась.
А он не мёртвый, не живой,
Смущаясь, говорил ей «Здрасьте»,
А после протирал очки.
Краснел и у него от счастья
Вдруг расширялис[я]ь зрачки.
Он был не старым, только всё же
Комплексовал, искал предлог,
Что б подойти и даже может
Начать любовный диалог.
Но тут помог курьёзный случай,
А может быть вмешался БОГ.
Во время спуска лифт скрипучий
Внезапно взял, да и заглох.
«Какие строим мы хоромы,
А лифты делать не могём».
«Простите». «Мы ведь не знакомы,
Хотя и рядышком живём».
«Ну, как же? Помню. Очень даже».
Сказала вежливо она.
«Я помню эти брюки ваши.
И как сейчас ваша спина?»
Он помнил этот голос нежный.
Как в жилах вдруг застыла кровь.
Друг проклял свой порыв мятежный,
Забыв на время про любовь…
И ойкнув от фантомной боли,
С тех пор минула пара лет,
Он вспомнил всё. И как кололи,
И процедурный кабинет.
Как было откровенно стыдно,
Треск упаковки от шприца.
Лица сестры было не видно
Не помнил он её лица.
К тому же он и не пытался,
Туманя взор свой от стыда
Но голосок и смех остался
В ушах и сердце навсегда.
И вот, о, ужас! Этот голос
Опять звучит в его ушах.
Исчезла в миг его весёлость.
Он вспомнил, как в одних штанах
Лежал, стонал, кричал безбожно.
То порывался убежать.
Она колола осторожно,
И лишь просила не кричать.
Про боль я знаю не по книжкам.
Пусть мужиков большая рать,
Не каждый, я скажу, мальчишка
С ней молча может совладать.
Любой тут лопнул бы от смеха,
А после от стыда сгорел.
Нашлась на старика прореха.
Мой друг обмяк и онемел.
Он сильным был и крепким малым.
Но разве только что спина.
Держал и посильней удары,
А тут, увы… А что она?
Она смеяться перестала.
Дыханье, пульс. Всё поняла.
До «скорой» сердце запускала.
И в результате завела.
Эпилог.
Скажу, друзья, вам по секрету,
У них любовь второй уж год.
Своих детишек, правда, нету.
Проруху ждут. А вдруг придёт?