Ни тверёз по утру, ни себе не здоров,
По-над пропастью во поле вставлен,
Как очнёшься угрюм и опять бестолков,
Словно Каина брат родной, Авель.
Не поймаешь себя на пустячных словах
И по утлому ветру кудрявясь
Без убора с башки, как старик Мономах
Указательно выставишь палец.
Возлетит недокуренный запах цыгар,
За очками покажется хата
С тривиально затейливой надписью "бар"
И харчевней кудлатого брата.
Прикоснётся к бутылки дрожащая хладь
И за стойкой замешкает Каин.
Вот тогда за язык себя сможет поймать,
Что есть сил, говорю тебе, Авель.
То не виски под колою, не самогон,
Не анисовой хилый напасик,
Возбушует в крови малахитовый сон
И поправит брательнику глазик.
Стон суровый над ветхой купелью взлетит,
Закуражит в окне бархат снега.
Жил обычный пропойца, сермяжник, пиит,
Пригодношив к херам человека.
Не втыкнуть – нахера, не смекнуть – нафига,
Просто в свалке вселенской завьюжит
И потянется к небу кроваво рука,
Голова когда с мозгом не дружит.
И очнёшься ни трезв, ни себе не здоров
Где-то снова над пропастью вставлен,
Ни сказать, чтоб угрюм, но опять бестолков,
Словно брата убившего Авель.
Было время и место, природа звала
В белянЫе тверёзые дали,
Где над пропастью рожью ластиласть трава
Заколоченной яростно шмали.
МН