Был Хлебный, покупали допоздна,
Духмяной крошки ситная святыня,
Ещё одна безбровая весна,
Алмазный слуд, запеченное Имя.
Кто спохватился прежде, не зевал,
Видал Христа у Павлова с игрушкой,
Сын Божий что-то нищим покупал,
Платил за всё нетлеющей полушкой.
Не одурачит скорбных суета,
Они глядят на корки, на хлопушки,
Ведь говорят к последним Доброта,
Придёт немытая с родной отдушкой.
Карниз, сосульки, линия тоски,
Призрак Первухина, старинный вечер,
Ведь в хлебном покупают босяки,
Меж небом и землей диспетчер.
То хлеб, то куклу, послезавтра рай,
Арбатский край, доходные домишки,
Ты для Христа еду не покупай,
По горло сыт, потратились людишки.
Кто сердце чёрствое, кто камень дал,
Полёт бескрылой птицы в чёрном небе,
Намучался Сын Божий, подустал,
Так трудно жить Небесному на свете.
Насмешка в голосе, гудит капель,
Побагровели к вечеру лепёшки,
Был хлебный, но сломали дверь,
Двадцатый год, от голода свалился Лёшка.
Ещё одна нелепая весна,
Нельзя отсрочить рай чужой и сытость,
То был любимый магазин Христа,
В нём торговала всепрощеньем Милость...
Арбат не тот, не та давно Москва,
Меж небом и землёй приснилось...
Но точно помню полыхание Куска,
В котором сердце мёртвое забилось.